В фиордах, где не заходит солнце

Александра ждут свои дела. А мне нужен начальник шахты. До сего времени никак не удавалось пробиться к нему — право слово, не встречал более занятого человека. Да и как ему быть свободным? Лето в разгаре, и дел невпроворот. Надо подготовиться к зимовке, все предусмотреть, отремонтировать, запастись всем необходимым. Грузы идут и идут: прими их, распредели по складам, уложи, присмотри. И люди тоже меняются. У одних кончился договор, другие прибывают.

На первый взгляд и не поверил бы, что этот мягкий и вежливый молодой мужчина с большими серыми глазами — горный инженер Эдуард Плавинский — успешно, твердо и последовательно справляется с таким сложным механизмом.

А хозяйство трудное. Если бы только шахтой руководить. Плавинский уже не первый год занимается угледобычей, собаку в этом деле съел. Но тут уголь лишь одна из забот, пусть и важнейшая; а кроме того— водопровод, снабжение, электростанция, животноводство… и люди, люди.

Все это лежит у него на плечах, пока длится навигация. А уйдет последнее судно, все связи с внешним миром сократятся до невидимой ниточки радиоволны. Тогда начальник шахты становится еще и начальником зимовки. Права у него те же, что и у капитана на корабле, ответственность увеличивается, заботы множатся.

Звонят, к примеру, темной зимней ночью с фермы и тревожно кричат в трубку: «Эдуард Михайлович! Первотелка никак не опрастается… Что делать? Такая корова может погибнуть. Что делать, Эдуард Михайлович?!» А что тут посоветуешь, если ты горный инженер и ветеринарии не обучен? И все-таки бежит начальник шахты на ферму, что-то придумывает, советует, кого-то подключает… И, глядишь, появляется на свет (вернее, «на тьму» — полярная ночь!) теленок, и вылизывает его шерстку измученная, но счастливая мать…

А то получит кто-нибудь из зимовщиков телеграмму из дому не очень радостного содержания, и снова забота. Врачуй душу. Вот и поддерживает Плавинский своего зимовщика чем и как может. Помогает ему прийти в себя, дождаться света, весны. И, чувствуя эту теплоту, это внимание, человек берет себя в руки, работает, ждет.

Да и уголек копать в условиях полярной ночи, когда в непроглядной мгле бушует пурга, тоже, скажу я вам, занятие не из веселых. И решимость требуется, и самообладание. Нелегок хлеб шахтеров-зимовщиков.

И вот в эту субботу, выкроив пару часов на отдых от бесконечных дел, Эдуард Михайлович жертвует их мне. Встречает как родного. Оказывается, несколько первых послевоенных лет он тоже, как и Юра Мокин, жил в Вильнюсе. Учился в школе. И по-литовски немного говорит. Ну и конечно, в первую очередь заводит речь о столице нашей республики: что где новое построено, убраны ли руины, что переоборудовано, как выглядят уголки старого, милого его — сердцу Вильнюса.

Так приятно было бы провести с этим человеком долгий вечер, но у него и сегодня полно дел. И даже одно необычное — завтра ожидается прибытие в Пирамиду главы норвежской администрации архипелага — губернатора Шпицбергена со свитой и командой футболистов. Приедет также советский консул из Баренцбурга. Наши и норвежцы проведут товарищеский матч.

Солнце покатилось к северу. Начало накрапывать. Ничего — перевалит к востоку, снова будет вёдро.

В поселке большое оживление. День праздничный, даже чайки на крышах кажутся белее. Жители тянутся к пристани. Здесь уже и начальник шахты, и консул, и другие официальные лица. Ленивый ветерок полощет флаги СССР и Норвегии. Все поглядывают на часы — еще семь минут.

За пять минут до условленного часа из-за мыса появляется корабль норвежцев. До швартовой стенки ему ходу как раз пять минут.

Ревет гудок электростанции. Ему вторят сирены шахты и порта. Приветственно гудит «Коммунар». Губернаторская яхта «Нордсиссель» приближается. На ее рубке уже можно рассмотреть государственный герб Норвегии — лев в короне.

Солнце светит вовсю. И настроение на пристани солнечное. Многие знакомы, не первый раз встречаются. Здороваются, машут друг другу.

По трапу сходит губернатор — еще довольно молодой, стройный мужчина. За ним — руководители лонгиербюенской шахты, инженеры, футболисты.

Спортсмены сразу отправляются на стадион.

Стадион — копия футбольного поля, какое и сегодня можно увидеть за околицами наших деревень: выровненная площадка со врытыми друг против друга на определенном расстоянии четырьмя столбами. На двух соседних — натянуты сетки. Сбоку два ряда скамей — доски на чурбаках. И все оборудование. Одна разница — такие стадионы у нас обычно покрыты травой и не используются для международных встреч. А этот — гравием. И играть на нем будут представители двух стран. На высоких мачтах на фоне ледника развеваются государственные флаги. В середине на скамье сидят губернатор и наш консул. Остальные, где кому нравится, расположились вокруг всего поля.