В фиордах, где не заходит солнце

В Баренцбурге оживление. Собирается покидать поселок часть старых зимовщиков. Ожидают смену. Только и разговоров кругом, кто куда отправится отдыхать. Так и сыплются названия черноморских городов и санаториев.

За день до прибытия судна, на котором мы должны уезжать, разразилась буря. Антенна радиостанции, процеживая воздух сквозь свои многочисленные растяжки, уже не посвистывала, а выла и визжала. Темно-серые гряды туч, брызгая дождем, неслись по небу, догоняя ветер. Все гадали, какую волну развела буря в открытом море, сколько баллов, как-то там чувствует себя наш корабль, в порядке ли пассажиры. Поползли слухи, что пароход опаздывает на двенадцать часов. Потом срок опоздания вырос до полутора суток. А корабль взял и забелел в устье фиорда почти точно в назначенное время. Не опоздал!

Ветер утихает. Замедлили свой бег и тучи. Отплытие назначено на раннее утро. В эту ночь, готовясь к отъезду, я впервые зажег электрический свет в своем номере. В эту ночь, в конце августа, солнце впервые коснулось линии горизонта. А поскольку вокруг был туман, то в полночь стало темновато, как в наших широтах туманным осенним вечером.

Дождь сменился легким снежком. Кружась и падая, ложатся на землю снежинки, совсем не собираясь таять. Ветер все тише и тише. Вместе со снегом и сумерками спускается над Баренцбургом какое-то осеннее молчание. Глуховатое, печальное. Чайки нахохлились, как вороны во время дождя, молча удивляются, возможно, снегу.

На набережной, у готового к отправлению корабля, суматоха. Отъезжающие грузят свои чемоданы. Каждого кто-то провожает.

Не первый раз путешествую, не впервые готовлюсь к возвращению домой. Однако никогда до сих пор не охватывало меня такое двойственное чувство: и домой тянет, и жалко покидать Шпицберген. Смотрю и смотрю на ледник Грен-фьорда, на черные вершины скал, торчащих среди льда, где я еще позавчера сидел. И хоть сходи с корабля! Тем более что командировка моя еще не окончилась, есть в запасе несколько дней. Одно скверно — следующий корабль будет только через месяц. И это заставляет возвращаться.

Стою раздумываю: а не сигануть ли назад, на набережную?! Но корабль уже плавно отошел от стенки. Все шире и шире полоса воды между бортом и землей Шпицбергена…

Крики «ура», шум. Машут руками, платками, шапками. Палят из ракетниц. Непрерывно, звонко и торжественно гудят сирены шахт и электростанции. Прощаются со своими.

Подвешенные на парашютиках ракеты, красные и зеленые, медленно опускаются в воду. Попутчики мои радуются — домой плывут! Соскучились. А мне грустно. Вижу на берегу друзей, пришедших проводить меня… Такими близкими стали мне эти люди за короткое время. И сердце согревает только надежда, что когда-нибудь снова вернусь сюда.

Выходим в открытое море. Оно встречает корабль гладкой, пологой волной — ветер стихает, небо проясняется, у горизонта бродят еще стаи туч, и от них к морю тянутся темные полосы. Вероятно, снег идет.

Провожает нас синяя Земля Принца Карла. А вдали еще маячат берега Западного Шпицбергена.

Первые настоящие сумерки накрывают пароход у острова Медвежьего. Ушедшее на север солнце медленно, нехотя опускается и наконец касается моря. Желтая, затем красная прозрачная заря долго-долго горит на небе. Потом солнце ныряет. Темнеет.

Идем курсом на юг. Обгоняя корабль, летят к югу птицы. Парами, небольшими группками. Никакого интереса к нашему судну не проявляют, хотя на нем можно с комфортом отдохнуть. Вот когда шли мы на север, они не отказывались присесть на палубу, мачты, надстройки. Тогда у них было много свободного времени, ловили себе рыбку в морских просторах — впереди целый арктический день.

А теперь море темно-зеленое, укутывает его полуночный сумрак. И молчаливо, сосредоточенно машут и машут крыльями птицы, стремятся к южному берегу.

Вырастают из безбрежных вод серые берега Медвежьего. Опытные моряки, которым немало довелось поплавать в этих широтах, утверждают, что мало кому удается увидеть остров Медвежий. Обычно он скрыт туманом. Здесь сталкиваются теплые воды Гольфстрима и холодные течения Баренцева моря. Потому и туманы, потому и частые бури. Но сегодня ясно. Медвежий виден целиком. Светятся красные сигнальные огни на радиомачтах. На мысу — здание норвежской радиостанции. Странно видеть свет в окнах, фонари.

Сумрачно и торжественно высится над Медвежьим гора Мисерифьеллет, уходя в небо тройной вершиной. Каждый из пиков носит имя одной из трех богинь судьбы у древних скандинавов: Урд, Верданди и Скюльд — «Прошлое», «Настоящее», «Будущее». Что сулят эти богини летящим на юг птицам? Вернутся ли они назад следующим летом? И что предвещают судну и всем его пассажирам?

Вглядываюсь в трех богинь, которых так редко можно увидеть с моря. Они долго высятся за кормой, отступая к северу, темнея на фоне все еще светлого ночного неба.

— Ох, кажется, сулят они нам добрую бурю, — качает головой штурман, которому я помогаю коротать на мостике ночную вахту. — Баллов до десяти волну разведет.