В глубинах Балтики

В ленинградских домах уже давно появились «буржуйки» — маленькие железные печурки времен гражданской войны. А нельзя ли поставить такие печки на подводной лодке?

В 30-х годах мне дважды пришлось зимовать в Арктике. Угля на пароходах не хватало, чтобы поддерживать пар в котлах даже для отопления жилых помещений. Пришлось из старых бочек сделать печурки камельки, трубы из кают вывести в иллюминаторы, а из машинного отделения — через световой фонарь. Но на подводной лодке иллюминаторов и световых фонарей нет. К тому же специальными правилами разведение огня на подводных лодках категорически запрещалось. Это запрещение главным образом было связано с тем, что при эксплуатации аккумуляторных батарей выделяется легковоспламеняющийся газ — водород. Однако надо было что-то предпринимать; чтобы уберечь механизмы лодки от замораживания, требовались радикальные меры.

Обсудив с Моисеевым создавшееся положение, решили испробовать камельки. В железной бочке из-под бензина сделали дверцы, стенки внутри обложили [137] кирпичом, поставили колосниковую решетку из стальных прутьев — и камелек готов. Установили его в первом, самом большом отсеке лодки, трубу вывели через спасательный люк. Приняв максимум противопожарных мер, приготовились к «торжественному» разведению огня. В вахтенном журнале лодки 19 декабря 1941 года записали: «20 час. 20 мин. В ПЛ принесли уголь и растопили печь в первом отсеке».

Вскоре первый отсек стал самым любимым местом команды и каждого рабочего, приходящего на лодку.

А морозы доходили до 40 градусов. Завод полностью прекратил подачу пара на лодку. Пришлось поставить камелек и в пятом отсеке, трубу его вывели также через спасательный люк. Но и этого было недостаточно. На центральном посту, где было много приборов и механизмов, температура упала до нуля. Делать было нечего — несмотря на то что в кормовой части отсека расположена аккумуляторная батарея, решили поставить еще один камелек и вывести его трубу через шахту подачи снарядов к пушке.

Странно было видеть, как вился дым из трех труб, торчавших из корпуса подводной лодки. Такого, пожалуй, нигде и никогда еще не было.

Небольшой запас угля быстро иссяк. Тогда завод разрешил использовать на топливо ненужные деревянные модели из литейного цеха. Их оказалось так много, что хватило на всю зиму. Механизмы лодки были спасены.

В течение декабря ремонтом почти не занимались. Рабочие Хорош и Кудинов приходили, отогревались у камелька и забирали заряжавшиеся на лодке аккумуляторы. Команда ежедневно была занята сухопутной боевой подготовкой. Проводили строевые занятия в составе батальона морской пехоты, изучали стрелковое оружие, минометы, приемы рукопашного боя, учились ползать по-пластунски. Каждые четвертые сутки боевой взвод лодки заступал на дежурство по охране завода, стоявших у пирса кораблей и прилегающей акватории, накрепко скованной льдом. [138]

В вахтенном журнале лодки появились лаконичные записи:

«21 декабря. Воскресенье.

13.30. Начался обстрел завода.

14.40. Окончился обстрел завода. Объявлена воздушная тревога в городе.

15.45. Отбой воздушной тревоги в городе».

«22 декабря. Понедельник.

15.35. Начался обстрел завода.

16.05. Окончился обстрел завода».

И так ежедневно. Обычно фашистская артиллерия вела огонь в те часы, когда на заводе собиралось больше всего рабочих.

Над пирсом, у которого стояла лодка, возвышалась только надстройка мостика. Снаряды иногда попадали в пирс, но большей частью пролетали с визгом над головой и крошили лед на Неве. Многие цеха завода получили серьезные повреждения.

Приближался Новый год. Уже давно суточный рацион питания был сведен до минимума. Мы питались на береговой базе, но на лодке под сургучными печатями еще сохранялся неприкосновенный аварийный запас продуктов. Поступило приказание: НЗ с лодок снять. В судовом журнале лодки появилась запись о том, что на береговую базу сданы 46 банок мясных консервов, 29 банок шоколада, 4 банки галет. Для тех голодных дней это были значительные запасы. Их необходимо было сохранить для предстоявших выходов в море.

В воскресенье 28 декабря в первом отсеке был собран весь личный состав. Комиссар лодки старший политрук П. П. Иванов рассказал об итогах шести месяцев войны. Успехи наших войск на сухопутных фронтах радовали всех. Разгром фашистов под Москвой, операции морских пехотинцев на Черноморском побережье, успешные боевые действия на Северном флоте, массовый героизм советских бойцов на всех фронтах — эти сообщения комиссара живительно действовали на подводников.

К этому времени экипаж лодки хорошо изучил стрелковое оружие и при необходимости мог воевать [139] на суше не хуже пехотного подразделения. Многие стали проситься на сухопутный фронт. «Все равно ведь, пока лед, нам в море не выйти, сидим без боевых дел», — говорили моряки. Иванов разъяснял, что до конца войны еще не близко и много придется поработать на море, чтобы полностью разгромить врага. А пока надо привести всю технику лодки в отличное состояние, чтобы она ни при каких обстоятельствах не подвела при выполнении боевых заданий в море.