В глубинах полярных морей

Прошло двадцать восемь минут. В перископе по-прежнему мельтешил непроницаемо-плотный, гонимый ветром снег. А по расчетам уже надо было ворочать на боевой курс. И Фисанович начал поворот. Еще шесть минут — и пора давать залп. Но противник все еще оставался невидимкой. Волнуясь, сомневаясь, веря и не веря в успех, командир изменил курс. Это позволяло отсрочить момент залпа. Вдруг цель все-таки успеет показаться и рассеять все сомнения?

[161]

И на третьей минуте после поворота в снежной пелене вырисовался силуэт большого, тысяч на десять тонн теплохода. Он шел точно так, как и должен был идти по расчетам, сделанным на основании докладов Шумихина. Подправлять курс не пришлось. И спустя три минуты был дан залп. Обе торпеды поразили судно.

Так была произведена первая на флоте перископно-акустическая атака, на много лет раньше, чем такие атаки стали обычными для наших подводников.

Герой этого боя — Анатолий Шумихин был заметным на бригаде человеком. Ему посвящались листовки. О нем писали в газете. И сам он, наш лучший гидроакустик, не раз делился в газете своим опытом. Трудолюбивый, дисциплинированный моряк, он изумительно развил свои природные способности, свой тонкий музыкальный слух. Не обладая этим даром, даже при большом старании стать хорошим акустиком невозможно. Ведь от того, насколько тонко оценивает акустик изменения силы звука, зависит точность взятого им пеленга. Его способность запоминать звуки различной тональности лежит в основе так называемой классификации контакта. Классифицировать контакт — значит определить, что за корабль услышан лодкой: эсминец, транспорт или сторожевик. Задача, прямо скажем, не всякому под силу!

У нас на бригаде всегда очень внимательно подходили к подбору акустиков, этих незаменимых помощников командира в поиске, атаке и послезалповом маневрировании. И наши акустики, как правило, отменно справлялись со своими обязанностями.

Не без активного участия гидроакустика Адамюка прошел и знаменитый бой капитана 3 ранга Бондаревича, весть о котором молниеносно распространилась по всей бригаде.

Иосиф Лукьянович Бондаревич — отважный и умный командир «М-176» успешнее всех действовал в весенних походах. Пять раз выходил он в море, шесть раз атаковал противника, и каждая из этих атак завершалась попаданием торпед в цель. Но особенно ярким был его бой в последнем майском походе.

Под вечер 28 мая лодка заряжала батарею милях в двадцати пяти от норвежского берега. Командир с боцманом Гордием стояли на мостике. Вдруг из-за облаков

[162]

вывалился самолет. Описав над лодкой вираж, он направился к берегу. Боцман не провожал самолет любопытным взглядом, как поступил бы на его месте необстрелянный новичок, а по укоренившейся привычке продолжал осматривать море в своем секторе. И хорошая привычка была вознаграждена. Вдали Гордий рассмотрел какой-то черный предмет, и слова доклада, обгоняя мысль, сорвались с его губ:

— Справа шестьдесят, дистанция тридцать! Товарищ командир, не то торпедный катер, не то рубка подводной лодки, посмотрите!

Приглядевшись, Бондаревич определил, что это, без сомнения, лодочная рубка. Лодка могла принадлежать только врагу.

— Срочное погружение! — приказал он.

Часы показывали 18.22.

Немецкая лодка погрузилась почти одновременно с нашей. Торпедные аппараты на «М-176» были готовы к выстрелу. Но что толку?! Бондаревич не мог позволить себе стрелять не наверняка по невидимой лодке. У него было лишь две торпеды. А на неприятельской средней лодке их могло быть десять штук. Значит, надо выжидать и не подставляться противнику, если тот надумает атаковать. А в том, что враг предпримет атаку, Бондаревич не сомневался. Это предположение и определило первоначальные действия командира. Он приказал погрузиться на сорок метров, а Адамюку, который слышал шум винтов немецкой субмарины, велел докладывать пеленг каждую минуту.

Едва лодка достигла заданной глубины, как Адамюк крикнул, что фашист выпустил две торпеды. Они пронеслись высоко над головой — «М-176» вовремя ушла на сорокаметровую глубину.

Начался небывалый подводный поединок, победить в котором мог только тот командир, у которого крепче нервы.

Маневрируя на трехузловом ходу, меняя курс и глубину, Бондаревич вызывал врага на новую атаку. И в конце концов тот не выдержал: еще две торпеды пробуравили воду.

После этого немецкий командир довольно долго соблюдал осторожность. Он тоже маневрировал, то ли выбирая удобную позицию для залпа, то ли надеясь, что

[163]

наша лодка не выдержит и всплывет. Время тянулось медленно. Прошел час. Дышать становилось все труднее. Но люди не замечали этого. Никогда они еще не были так близки к смерти. Но это рождало не страх, а величайшую собранность. Все внимание было поглощено одним: на лету схватить команду и молниеносно выполнить ее. В том, что команда эта будет единственно правильной, никто не сомневался. В Бондаревича моряки верили вообще, а сейчас — тем более.

Старшина 2-й статьи Адамюк монотонно докладывал пеленги. И вдруг:

— Пятая торпеда! Шестая!