В глубине стекла

— Ало, это квартира Алёхиных? С вами говорят из школы, где учится Саша. Он дома? Нет? Ещё не пришёл? Нет, ничего не случилось, просто мы будем вынуждены просить вас приходить в школу и убираться в классе вместо вашего сына. Да, если он не желает… Да, знаете ли, сбежал, будем ставить вопрос о его поведении у директора. Да, конечно, ребёнок, со взрослым, как вы понимаете, разговор другой. Поговорите?! А о чём, собственно с ним говорить? Либо он выполняет требования внутреннего распорядка, либо надо искать место, где эти требования Другие, тем более что и с учёбой у него… Вы думаете? Боюсь, вы плохо информированы. Что? Дверь открывается? Да, конечно подожду. Да? Идёт в школу? Очень хорошо, надеюсь, Ольга Ивановна не станет требовать его наказания. Да. Всего доброго.

Он положил трубку и посмотрел на Ольгу.

— Вот так, девушка, уважайте себя.

С тех пор проблема уборки класса больше не возникала.

— Здравствуйте, Ольга Ивановна, — Олег начал скоморошничать, едва открыв дверь, — всё вы в трудах да заботах, домой не спешите.

— Ох, и не говорите, Олег Дмитриевич, — подхватила Ольга, — прямо высохла вся от трудов, так и умру, прямо на рабочем месте.

— Ну что вы, как же мы без вас! — Олег улыбнулся, и, давая понять, что ёрничанье закончилось, заговорил совершенно другим тоном: — Как вы тут?

— Нормально, — Ольга устало отодвинула от себя раскрытые тетради и откинулась на спинку стула, — нормально.

— Знаешь, я в школе жутко не любил математику, — Олег сел за первую парту, напротив учительского стола и, аккуратно сложив перед собою руки, изобразил отличника, — и отметки получал приличные, а не любил. Такой она мне скучной казалась. Цифры, буквы, сиди, их переставляй. Правила какие-то дурацкие: так можно делать, а так — нельзя. Почему? Геометрия, она ещё куда-никуда, а вот алгебра: функции всякие, производные… Наша математичка вечно таким противным тонким голосишком вещала: «А теперь возьмём производную». А как её брать? У меня слово «производные» почему-то с заводом ассоциировалось. Наверное, от «производства», даже приснилась однажды производная в виде какого-то страшного механизма с большой трубою. А из трубы — дым чёрный валит. «Я — производная, — говорит, — возьми меня». Кошмар! Проснулся в холодном поту! В арифметике все действия понятные, их на спичках проверить можно — сложить, вычесть, разделить. Корни, в общем, тоже. А производные? Дифференциалы эти, интегралы, хоть убей, ничего понять не мог. Нет, правило, конечно, выучишь, формулу запомнишь, даже примерчик простенький решишь, а всё в целом — непонятно. Неужели тебе в школе математика нравилась?

— Не то чтобы нравилась, но как-то легко давалась. У нас учительница математики очень хорошая была, и объясняла всё здорово, и требовала. Пока у неё четвёрку, бывало, получишь, намучишься, то одно ответь, то другое, то пример дополнительный реши. В общем, гоняла нас. А что программы касается, не знаю, может, там и правда есть лишнее.

— Да не может, а точно. Я помню, классе в десятом учился, дядя Петя, он инженер, в учебник мой по алгебре заглянул, только хмыкнул. «На кой, — говорит, — чёрт вам это всё нужно, я всё это в институте учил, а в работе понадобилась только элементарная алгебра да логарифмическая линейка, хотя задачки жизнь подкидывала — не чета вашим». — И действительно, ведь большая часть детей ничего не понимает.

— Ну уж, большая часть. Объяснять надо нормально, требовать, чтобы учили, тогда поймут. Математика, она всегда пригодится.

— Мне как-то не пригодилась.

— Ну тебе, может, и нет, а большинству пригодится.

— И большинству тоже. Большинству, кроме действий арифметики, чтобы деньги правильно посчитать, вообще ничего не пригодится. Да и не усваивают они программу. Я в прошлом году на выпускном экзамене по математике сидел, ты знаешь, самостоятельно решили единицы, некоторые, по-моему, вообще ничего не понимают.

— И как же они? Списывали?

— Списывали, ещё как.

— А учителя?

— Да учителя им решения и давали. Математики посидели первый час, решения сделали, а потом взялись раздавать кому нужно.

— Как это, кому нужно?

— Ну, сначала медалистам, потом другим, с которыми занимались.

— Тогда, наверное, все на отлично экзамен написали, дети же друг у друга списывали?

— Как написали, не знаю, я в математике не очень, а отметки поставили те, которые они весь год получали. У кого тройка была, тому — тройку, у кого пятерка — пятёрку. Хотя, по-моему, математики нормально почти никто не знал, даже медалисты.

— Вот так экзамен! Мы, помню, в школе так тряслись, готовились, решали.

— И что, не списывали совсем?

— Немного, конечно, но друг у друга, а чтобы нам учителя решения давали… Нет, такого не было.

— Ну могли и не заметить, кому нужно тихонько подсунут или когда тот выйдет. У вас же выходили во время экзамена?

— Выходили, конечно. Но думаю, Галина, математик наша, не позволила бы, она строгая была. Хотя…

— Что?

— Была у нас одна, медаль серебряную получила. В математике она ничего не понимала, мы над нею даже хихикали, на тройку знала, не больше, а ставили пятёрки, и экзамен на пять написала.