В глубине Великого Кристалла-2

- Юля, может быть, хотя бы вы займетесь воспитанием этого Гамена? простонала Нина Федосьевна. - Кира Сергеевна, видимо, уже отчаялась.

- Займусь, - пообещала Юля и показала Фаддейке кулак. Он потупил глазки, но тут же дурашливо сказал:

- Гамен - это парижский беспризорник? Вроде Гавроша? Значит, здесь у нас Париж, ура! Да здравствует баррикада на улице Шанврёри!

- Не Шанврёри, а Шанврери, - подцепила его Юля.

А Нина Федосьевна скептически произнесла:

- Можно подумать, ты читал "Отверженных"...

- Можно подумать, нет! - возмутился Фаддейка.

- Он читал детское издание про Гавроша, - снисходительно разъяснила Юля.

- Фиг тебе! Я все читал.

- Фаддей... - опять простонала Нина Федосьевна.

- А чего она... У нас дома десять томов Гюго, подписное издание.

Юля хмыкнула:

- И ты осилил?

- "Отверженных" осилил. И "Собор Парижской Богоматери". Только маленько пропускал, всякие длинные описания. Нина Федосьевна, Юле уже можно домой? Она будет воспитывать меня по дороге.

Когда шли к дому, Юля сказала:

- И чего это утром ты наплел, что Нина Федосьевна строгая? Она добрейшая душа... На тетю Киру похожа.

- Ну и что же, что похожа? Тетя Кира тоже всякая бывает. Когда добрейшая, а когда ой-ей-ей.

- Ну, ты, наверное, и ангела небесного можешь до "ой-ей-ей" довести...

Фаддейка хихикнул:

- Не, я хороший... - И сказал серьезно: - В этом году у нас с тетей Кирой контакт. А в прошлом году мы еще по-всякому... Притирались друг к другу.

- Притиралась терка к луковице. Сплошные слезы...

- Ага... Мне от нее один раз тогда знаешь, как влетело... - Фаддейка сказал это со странной мечтательной ноткой.

- За что?

- В том-то и дело, что ни за что... Я сижу, молоко пью, а она вдруг говорит: "А ну-ка, дыхни". А потом: "Покажи-ка, голубчик, карманы". А там окурок и крошки табачные... Ой, что было!

- Всыпала небось? - пряча за усмешкой сочувствие, спросила Юля.

- Да не-е... На губу посадила.

- Куда?

- На гауптвахту. Говорит, выбирай: немедленно едешь домой или будешь сидеть до ночи под арестом. В сарае.

- И выбрал сарай?

- А что я, ненормальный - домой ехать? Здесь вон как здорово, а там в лагерь отправят.

- Да еще и досталось бы от мамы за курение, - с пониманием заметила Юля.

Он вскинул возмущенные глаза:

- Да ты что? Думаешь, я по правде курил, что ли? Мы с ребятами мыльные пузыри с дымом пускали! Дым в рот наберем, пузырь надуем, он и летит вверх. А потом лопается, как бомба...

- Все равно дым во рту - это гадость.

- Ну, пускай гадость. Но не курил же!

- А тете Кире ты это объяснил?

- Думаешь, она слушала? Как разошлась... Ну, я решил: пусть ее потом совесть мучает. Целых три часа сидел, почти дотемна.

- Потом выпустила?

- Уже собиралась, да я раньше забарабанил.

- А чего? В темноте неуютно стало?

- Да при чем "неуютно"? Гауптвахта-то была ведь... без этого. Без удобств. Сколько вытерпишь?

Юля засмеялась. Фаддейка весело посопел и сказал:

- Тут я ей все и объяснил. Она сперва, как ты, говорит: "Все равно это гадость!" А я ей доказал, что это научный эксперимент был, а люди из-за науки еще не такие гадости терпели. Она засмеялась: "Вот и пострадал за науку, как Галилей". А потом говорит: "Ладно, помиримся, не сердись на старую тетку..." А я и не сердился.

- А не обидно было невиноватому сидеть?

- Обидно немного. Зато интересно. Я до тех пор ни разу арестантом не был! А тут почти как по правде... Всякие мысли думаются, когда сидишь. Воспоминания всякие...

- Какие?

- Ну, разные! Про Буратино, как его Мальвина тоже ни за что в чулан посадила. Про Железную Маску... А то вдруг показалось, что я к врагам в плен попал и меня завтра расстрелять должны. Даже хотел подземный ход рыть, да тут кино началось...

- Что?! Ты с телевизором сидел?

Он засмеялся и замотал головой так, что рыжие космы разлетелись пламенными языками.

- Там свое кино получилось! Тайное... Вот придем, покажу.

Во дворе Фаддейка повел Юлю в угловой сарайчик. Там стоял верстак с тисками, лежали обрезки досок.

- Смотри, - прошептал Фаддейка и плотно прикрыл дверь.

Над верстаком на стене, обитой довольно чистой фанерой, выступило яркое пятно. На нем ясно обозначились качающиеся ветки рябины с оранжево-красными гроздьями, край крыльца, забор, желтые облака над забором. Точнее - под забором, потому что все было перевернуто... Вниз головой сошла с крыльца тетя Кира в ярко-синей кофточке. Она, кажется, созывала кур.

- Как интересно! - восхитилась Юля.

Но не удивилась. Такой фокус ей был известен еще с уроков физики: маленькое отверстие может служить объективом, как увеличительное стекло, и давать четкое изображение. Темный сарайчик превратился как бы во внутренность громадной кинокамеры, а объективом была дырка от сучка - она светилась в двери.

- И правда кино, - сказала Юля.

- Сейчас еще не очень интересно. А позже, когда закат, тут знаешь какие сказки получаются! Можно что хочешь увидать, особенно когда облака горят... Все такое красное и золотистое, и будто... Ну, как на другой планете.

- Фаддейка, но ты же не любишь выдумки, - осторожно поддразнила Юля.

Он настороженно огрызнулся:

- Кто тебе сказал?

- Нина Федосьевна. Как ты разругал "Аэлиту".