«Пожалуй…» – хотел сказать Витька. Не успел.
– Эй, вы! Что вы там делаете! – Неизвестно откуда возникла у эстрады дюжина улан. Со всех сторон. Скрестив руки, балансировали на дисках. Все в черном, лишь на одном вместо шлема офицерский берет песочного цвета. Офицер сказал опять казенным голосом:
– Что вы там делаете? Идите сюда.
Цезарь, сам того не заметив, притиснулся к Витьке. Сейчас – не вечер в ноябре, не убежишь.
А может быть, ничего особенного? Просто здесь нельзя играть? Отругают и отпустят?
Спешным горячим шепотом Цезарь сказал Витьке в щеку:
– Я его знаю… Он был там, в тюремной школе…
– Тогда держись, – выдохнул Витька. – Надо вытерпеть, Чек… – Он рывком поднял Цезаря на руки. Будто раненого. И тот прижался – отчаянно и доверчиво. Понял.
– Эй! – слегка забеспокоился офицер. – Что с ним?
– Сейчас… Подождите… – сказал Витька. И пошел к уланам, на край площадки.
На белесом лице офицера усилилось беспокойство.
– Эй…
– Сейчас, – опять сказал Витька. Прижал Цезаря изо всех сил и шагнул со сцены. В пустоту.
Часть вторая
Башня и маятник
Ярмарка
Идти на весеннюю ярмарку Филиппа уговаривали всем домом.
– Там будет ох как интересно! Даже я, старая, иду, – постанывая, убеждала бабушка. И держалась за поясницу. – Что за дети нынешние, прости Господи. Ничего им не надо, ни пряников, ни каруселей…
«Нынешнее дитя» оттопыривало губу.
– Айда, Филя, – гудел отец. – Мы там с тобой в электронные шахматы сыграем, будет такой аттракцион.
– Ты же не умеешь в электронные…
– А ты поучишь батьку…
– Ты все равно уйдешь пиво пить.
– Ну и… а потом в шахматы.
– Не пойду…
– А между прочим, – глядя в пространство и будто даже не для Филиппа, а просто так, задумчиво произнесла мама, – будут, говорят, новые игрушки со Стеклянного завода. Целые «городки в табакерке»…
– У вас допросишься! В прошлый раз обещали вечный фонарик, а что было?
– Но если не продавали!
– Во-во! И сейчас так скажете.
Мама потеряла терпение, после чего была приглашена соседка Лизавета тринадцати лет. Сокращенно – Лис.
– Дурень, – сказала Лис. – Все же идут.
– И Ежики?
– Вот бал… Извини. Но ты же знаешь, что Ежики вернулся с мамой домой, на Полуостров.
– Ничего я не знаю, – искренне огорчился Филипп. – Как вернулся? Туннель же заблокирован.
– Для кого? Для Пограничников?
Филипп засопел, досадуя на себя за глупость.
– Пойдем, а? – мягко сказала Лис. – Что ты дома-то будешь делать, когда останешься?
– Буду на стадионе змея запускать.
– Один?
– А чего…
Этого-то все и боялись. Оставить Филиппа одного, значит, не радоваться ярмарке, как все люди, а «быть на нерве». Думать: «Не выкинул ли он опять какой-нибудь фокус?» Талантов на фокусы у третьеклассника Филиппа Кукушкина больше, чем надо.
– Нам без тебя на ярмарке будет скучно, – с ненатуральной сладостью в голосе сообщила Лис.
– Да? А кто меня чехлом от зонтика лупил? Не было тогда скучно? А все смотрели, даже не заступились!
– Рэм заступился! И Ежики!
– Это потом, когда ты три раза меня… – Филипп засопел опять. Громче и серьезнее.
Лис насупленно сказала:
– Что старое вспоминать… А зонтик, думаешь, не жалко? Нашел из чего парашют делать…
– Зонтик ей жалко? А человека…
– Ну, с «человеком» же ничего не случилось. А зонтик…
– А тебе хотелось, чтоб наоборот, – злорадно подытожил Филипп. – Нормальные-то люди радуются, когда человек спасся, а она… чехлом…
– Палкой надо было, – в сердцах сказала мама.
– Да? Ну и идите на свою ярмарку…
– И чего обижаете друг друга-то, – стала мирить всех бабушка. – Перед праздником! Хорошо ли?.. Пойдем, Филюшка, с нами. А я тебе для этого дня рубашку новую пошью, вот гляди-ка, матерьял какой, все смотреть на тебя будут да радоваться…
На стол с шорохом лег отрез пунцового ситца. Роскошного, с отпечатанными на нем желтыми и белыми монетами – разной величины, разных стран и времен. Были тут франки, динары, пфенниги, рубли, талеры, доллары, песо и совсем непонятные дырчатые денежки с иероглифами. И на них, на монетах, – львы, орлы, корабли, всякие портреты, слоны, гербы и даже кенгуру. И, конечно, цифры и названия стран… Ну прямо коллекция.
– А? – улыбнулась бабушка. – Вот будет рубашка… А хочешь, целый костюмчик летний.
Филипп раздумчиво склонил черную кудлатую голову. Облизал перемазанные чем-то губы.
– Ладно… Костюм. С брюками.
– Спятил, – сказала Лис. – Из такой материи брюки?
– Это он чтоб колени не мыть перед ярмаркой, – разъяснила мама.
– Он их все равно никогда не моет…
Филипп не реагировал на эти безответственные заявления. Его холодное молчание было яснее слов: я, мол, сказал свои условия, а дальше – как хотите.
– Ох, да ладно вам, – решила бабушка. – Пускай, коли ребенку хочется…
Так и получилось, что на ярмарку Филипп отправился в красной с монетами рубахе и таких же великолепных брюках, отороченных к тому же черным блестящим шелком с перламутровыми пуговками. У всех попутчиков этот наряд вызывал изумленные взгляды и порой шумные высказывания, в основном одобрительные.