В глубине зеркал

— Ну, а пресловутая новая драма — она ведь пытается противостоять псевдопсихологическому театру, заменив классику разговорами на «запретные» темы и ненормативной лексикой. Из-за новой драмы в театр пошли зрители, которые, как у Жванецкого: «И последний раз в театре… не был никогда».

— Да не нужен театру такой зритель! Его ведь надо долгодолго воспитывать, чтобы потом показать ему настоящих современных режиссеров. Я имею в виду Сузуки, Уилсона или древнегреческие трагедии в постановке того же Терзопулоса.

Такой зритель их не воспримет. Это все равно, что он пойдет сейчас в Консерваторию, услышит Шестую симфонию Малера и будет смеяться над тремя ударами дерева о дерево, которые у Малера символизируют три его инфаркта. Кто-то внушил публике, что театр более доступен. Она этого и ждет. Ну и что, что мат на сцене? Разве его мало в подворотне? Помните у Ильфа и Петрова: «Я машинист и хочу, чтобы мне показывали про машиниста». А ведь театр — Тайна и Мистерия. Он должен ужасать. Ужас — очень хорошее чувство, древние это понимали. Страх — земное, низменное чувство, а ужас — Ужас перед Космосом, перед непознаваемым. «Я — маленький человек. Перед чем я стою?!» — театр не может ответить на этот вопрос, но должен бередить души. Взывать к верхней половине тела, а не к нижней. Для нижней надо идти в другие места.

— А я иногда думаю: то, что вы с Дмитрием Певцовым делали в «Квартете» Терзопулоса по пьесе Хайнера Мюллера, — абсолютно новая драма. Грубо говоря, вы первая еще десять лет назад осмелились со сцены говорить «про это».

— Ну хорошо, Хайнер Мюллер действительно относится к новой драме. Но он был высочайшим интеллектуалом, жена — первоклассная поэтесса, которая потом покончила с собой. И вот эти сложные отношения умных творческих людей он описал, взяв за основу куртуазный роман Шодерло де Лакло «Опасные связи». Мы в театре привыкли к локальным чувствам: любовь, ревность, ненависть. А в современной жизни у более-менее думающих людей локальных чувств не бывает: где любовь, где ненависть — почти невозможно различить. Все мы в жизни то мужчины, то женщины. То палачи, то жертвы. И вот Хайнер Мюллер был первым, кто так ярко это выявил. Поэтому я рада, что играла Мюллера. До нас Терзопулос уже ставил «Квартет» в Афинах, но там это был уличный спектакль с типичной эстетикой новой драмы — разложение души через разложение тела. С нами же Теодор, слава Богу, поставил по-другому. Я вообще не люблю грязи на сцене, люблю некоторую манерность. Так мы и играли Мюллера — в стилизованных костюмах XVIII века. Но сейчас я бы не стала играть «Квартет» ни в какой эстетике — время ушло. Вся Европа уже это отыграла.

— Вы часто говорите о том, как Европа действует на русского человека. Что, мол, Гоголь поехал туда хохлацким парнем, а вернулся со своей знаменитой прической. Или Любовь Менделеева, про которую Блок записал в дневнике: «Люба вернулась из Парижа в прелестной кофточке!»…

— Но вот ведь и вы вернулись из Парижа в прелестной юбочке. Из Парижа все возвращаются другими. Если ездить и видеть эту архитектуру и культуру, то, при нашей русской способности впитывать и присваивать, можно куда-то вырулить… Расскажу про себя: первый раз (это было в 1977 году, во время гастролей «Таганки») Париж мне сильно прочистил мозги. Меня, когда вернулась в Москву, никто не мог узнать.

— У других актеров «Таганки» тогда тоже «прочистились мозги»?

— Я удивлялась, что они, экономя на еде, покупали то же, что и в Москве, — искали привычное. Средний человек очень консервативен. Он, кстати, часто берет бразды правления. Средние актеры хорошо умеют выживать, а средние зрители хорошо им аплодируют. Мне недавно рассказывали, как один эстрадный певец пригласил на концерт примадонну Большого театра. Она пришла. Концерт показался ей ужасным — решила уйти. Но перед антрактом свет направили на нее, и певец сказал: «Среди нас — великая NN!» Уйти было уже неудобно. Она высидела и второе отделение. В конце певец спустился со сцены и, даря ей цветы, на весь зал сказал (я сейчас изменяю несколько букв): «Ну что, офигела?!»

— Ей не пришло в голову отшвырнуть эти цветы?