В глухом углу

В котлован Виталий добрался после обеденного перерыва. По участку прохаживался Усольцев. Он подошел к Виталию, когда тот брался за отбойный молоток. Усольцев, видимо, не забыл, что обещал держать уговор в секрете. В котловане работали, кроме Виталия и Саши, еще Семен и Вася. Усольцев сделал Виталию и Саше знак, чтоб приблизились. Саша отвернулся, он не любил толковать с начальством.

— На чем остановились? — спросил Усольцев Виталия.

У Виталия не прошло раздражение против этого так хитро обыгравшего их человека.

— Там и остановились, где уже стоим.

Усольцев держал его внимательным взглядом, как рукой.

— А если точнее, Кумыкин?

— А точнее то же самое — никуда не идем.

— Значит, здесь лучше?

— Не лучше, а хуже. А переходить совсем плохо — понятно?

Усольцев положил руку на плечо Виталия.

— Ладно, работайте. А опять что покажется не так, идите ко мне.

Виталий возвратился в котлован. На дне отрытой Виталием четырехугольной ямы дымился костер, зажженный вчера вечером. В соседних ямах стрекотали молотки — Вася, Семен и Саша долбили замерзший грунт. Рядом с Семеном громоздилась горка дров, припасенная загодя: Семен любил, чтоб костры прохватывали жаром на метр в глубину. Виталий подумал, что сегодня надо еще натаскать дров, и вздохнул: это была, может, самая неприятная из обязанностей — волочить из штабеля в центре площадки одну охапку за другой.

— Полдня прошлялся, — неприязненно сказал Вася, — до конца смены не наберешь урока.

— Тебя не касается, — пробормотал Виталий, и, выбросив золу, взялся за молоток.

От злости он с силой пихал землю клинком вибрирующего молотка, наваливался всем телом на рукоятку. Оттаявший грунт легко рассыпался, кололся на куски, отслаивался пластами. Виталий работал вначале с ожесточением, потом ожесточение превратилось в увлечение — ему нравилось, что твердая, веками слежавшаяся земля так податливо ему уступает. Он шептал про себя, веселея: «А вот я тебя! А вот я тебя!» Он вспомнил, как еще недавно, всего полгода назад, он долбил эту дикую землю кайлом, пытался проломить ломом — и кайло и лом отскакивали, вышибая искры из камней, земля лежала хмурая, неприязненная, первозданно недоступная. Она осталась такой же, нет, еще хуже, теперь ее сковывает зима, а он обрушивает эту землю, выламывает, колет, взметает, играет с ней, покорной, навязывает ей свою железную волю!.. «Он наступил могучей ногой на грудь земле!» — с уважением думал Виталий о себе строчкой из какого-то романа. — «Он наступил могучей ногой на грудь земли!»

А когда пришла усталость и Виталий разогнул замлевшую спину, он удивился, до чего же много сделано за какой-нибудь час. Раздробленная, разрыхленная земля вспухла в котловане, как тесто в тазу. Виталий схватил лопату. Лопата с одного нажима ушла по ободок. Когда он кончил выборку разрыхленного грунта, в метре от котлована громоздился внушительный земляной барьер. Виталий оперся о рукоятку лопаты, с удовлетворением оглядывая свое рабочее место.

К нему подошел Саша.

— Здорово расшвырялся! С чего это тебя так понесло?

«Он наступил могучей ногой на грудь земле!» — подумал Виталий, а вслух ответил: — Не люблю чикаться. Работать так работать!

Уязвленный Саша почуял укор себе.

— Думаешь, надолго тебя хватит? Через час выдохнешься.

— Бабушка гадала, только врет, старая — вроде тебя!

На это Саша не сумел ответить. Помолчав, он спросил:

— Насчет перевода — ходил? Что Усольцев сказал?

Виталий со скукой передернул плечами.

— А что он скажет? То же, что вчера, — подбери местечко, перебросим. Я все осмотрел — нет хороших мест. И в плотницкой, и на штукатурке — занятие для пацанов и девчат. Здесь определенно лучше — свежо, прохладно и солнышко светит.

Он вылез из котлована и присел на кучку выброшенной земли. Глухие тучи разорвались, мчались островками и клочьями. В провалы туч выбрасывалось кипящее холодным огнем солнце — снег вдруг вспыхивал, как подожженный, темный лес светлел, в воздухе загорались мириады крохотных огоньков и все кругом словно затягивало сверкающим туманом. Потом солнце пропадало в новых тучах, снег опять становился серым, лес — темным, а воздух, погасая, — прозрачным.

Виталию стало жарко, он расстегнул полушубок.

— Хана зиме! — сказал Саша. — Больше морозов не будет.

— Самоё трудное — позади! — подтвердил Виталий.

— Ты возвращаться в Москву собирался — не раздумал?

— Только что с Лешей толковали — решили оставаться.

Саша оживился.

— Ну? Спрыснуть это дело надо.

— Твоего разрешения ожидали! Сегодня вечерком спрыснем. В магазине появились армянские портвейны.

— От портвейнов голова болит! — авторитетно разъяснил Саша. — Нужна беленькая. Поручи это дело мне.

Виталий поколебался, потом достал из бумажника сотню.

— У Лешки возьмешь еще, если не хватит. Значит, вечерком после кино, лады?

Саша жадно схватил деньги.

— Вы идите в кино с Лешкой, а я похлопочу насчет вечеринки.

4

Георгий одевался для большого выхода — вытащил лучший костюм, завязывал галстук. Товары, принесенные братом из магазина, ему не понравились.

— Не слишком ли много, Сашок? Две бутылки спирта!