В глухом углу

Лена, наконец, заговорила о Николае. Вначале шло хорошо, она работала лаборанткой у знаменитого ученого, Николай кончает институт по факультету сетей и подстанций. Они задумали пожениться, но потом начались ссоры. Нет, так он внимателен, она не хочет быть несправедливой, всегда уступит место, накинет пальто, угощает конфетами, ласкает, как капризного ребенка, которому все равно подчиняться его воле. А один раз он крикнул: «Тебе нужна тряпка, настоящего мужчину ты неспособна оценить!» Она ответила, что если настоящий мужчина тот, за кем всюду бегать, молиться на него, как на икону, так и даром его не нужно.

— Я так вас понимаю, Леночка, что Николай получил назначение, а вы отказались ехать с ним?

— Да нет же, нет! Ничего я не отказывалась. Неужели же я покину друга, если ему выпадет в глухомань? Мы заспорили для выяснения, кто кому подчиняется и нужно ли подчинение.

— Продолжайте, Леночка, — сказал Чударыч, хлопнув себя по коленям. — Очень интересно.

Лена вздохнула. Продолжать, собственно, нечего — все кончено. На другой день после ссоры она увидела на стенах плакаты — набор молодежи на стройки коммунизма. Она поняла, что больше в Москве оставаться немыслимо. Он как-то узнал и приехал на вокзал, здесь они вовсе поссорились. Он ушел, не оглянувшись. Вот и все, просто и ясно, не так ли?

— Нет, Леночка, — сказал Чударыч. — И не просто, и не ясно. Скорей наоборот — темно… Сами-то вы хоть что-нибудь понимаете в ваших ссорах?

— Одно я сейчас понимаю — Николай меня не любит. Любовь такая не бывает.

Чударыч ответил не сразу.

— Любовь, любовь — удивительная штука, Леночка! Все ее переживают, но никто толком не знает, что она такое. Сколько о ней написано, а поди, разъясни ее! Каждому приходится открывать любовь заново и брести в ней вслепую, словно и не было ее до тебя, а ты первый начинаешь…

— По-моему, кто любил хоть раз, тот знает о любви все.

Старик покачал головой. Да, конечно, для себя он знает — маленькую, свою, наполнившую его жизнь. Но ведь она не об этом спрашивает, как он любил, а вообще, — нет, это не просто!

Лена с грустью продолжала. Не соображаешь, чему верить. Девушки верят словам. Сыплет парень хорошие слова, значит, хороший, в такого влюбятся по уши! А у многих язык без костей и подобран набор словечек. То к одной метнется, то к другой, девушки все разные, а слова — одинаковые, и выдаются, как из мешка. Ей кажется, что любовь — не слова, а дела, можно любить и молчать, меньше она не станет.

Чударыч оживился. Вот это умно сказано. В старину говорили: вера без дел мертва. И еще — по делам их познаете их. Так сказать, народная мудрость, хоть и в форме религиозного догмата. Правда, и о слове говорили, что оно дело, с уважением к нему относились: веское слово, крепкое слово, держать слово, держать речь. Чувствуете, Леночка? Держать, веское, крепкое — это ведь свойства вещей, вот оно какое было слово — вещно, физически прочно. Нынче, конечно, иные так наловчаются, что языком ворочают слова легче пушинок. Легковесными словами любовь не выразить, штука это серьезная, лучше уж молчать, чем шпарить по стандарту. Но, между прочим, он хоть что такое любовь и не скажет, а вот большая она или маленькая — определит.

Лена этого не понимала. Как можно определить величину того, о чем не знаешь, что это такое? Ей кажется, тут противоречие с законами физики.

— Нет, физика не протестует. В физике самой много явлений, сути их до конца не добрались, а измеряют с точностью.

Воодушевляясь, он развил свою мысль. Чудесное определение придумала Леночка, чудеснейшее: любовь — дело, а не слово! А что отсюда следует? Чем больше дела, выражающие любовь, тем и она сама больше, вот и все! Правда, жизнь идет по-разному — когда бурлит и сносит непрочные привязанности, а когда — размеренно. Иной до чертиков любит, а негде особенными делами проявить чувства. На что ты сам способен пойти ради своей любви, то и есть подлинная ее мера. Горы для нее перевернешь, значит, точно с гору твоя любовь. А через кочку не перешагнешь, выходит, ниже она кочки — любвишка, крохотное чувствице.

— Значит, величина любви измеряется жертвой, на которую пойдешь ради нее?

Старик покачал головой. Нет, не жертвой, это нехорошо — жертва! Зачем такое старье, всякие там жертвы припутывать к наисовременнейшему из чувств? Она сама сказала — дело, все тут ясно, ничего больше не надо!

— Ах, я ничего не понимаю! — сказала Лена.

6