Над центральной площадью Кракова повстанцы тем временем снесли памятник Гансу Франку. Его постамент быстро заняла группа вооружённых солдат в разномастной форме. Они под командованием, отныне бывших, офицеров армии Вермахта были готовы к любому развитию событий.
Тем временем Ганс Циммерманн с гордо поднятой головой сорвал с левой руки красную повязку, бросил её себе под ноги. Солдаты, окружавшие его, сделали тоже самое, начали топтать флаги со свастикой, срывать себе знаки различия.
За всем этим наблюдал Войцех. Он довольно вышел из толпы и подошёл к Гансу. Тот передал ему рупор, сегодня поляк получит свою минуту славы:
— Я Войцех Блащиковски! — он с акцентировал внимание на себе. Его сообщение транслировалось по всему городу. Кроме солдат за баррикадами скопилось не мало зевак, которых не смогли согнать по домам. — С сегодняшнего всё изменится! Почти восемьдесят пять лет Рейх управлял Европой, строил новый мир, прикрываясь какой-то идентичностью! — выждал паузу. К площади начали сходиться ещё люди. — Граждане Кракова, нам пара дать отпор этим тварям, что управляли нашими судьбами и судьбами наших родных! — последние слова поляк буквально прокричал в рупор.
Поляк передал трубку обратно Гансу, а собравшаяся разношёрстная толпа, взбудораженная последними событиями, прокричала в ответ:
— Да здравствует свободный Краков!
— Спасибо, друзья! — поблагодарил толпу Ганс. Он обвёл рукой площадь, показывая смотревшим на него из окон администрации офицерам и чиновникам, баррикады и стволы орудий на целенных на них. — Я призываю отказаться от какого-либо сопротивления. Любые попытки сопротивления будут подавлены, нам подчиняется армия, полиция, а граждане, — он развернул руки в стороны, указывая на толпу, — сейчас с нами, и мы вместе отстоим независимость Польши, а затем и других стран. Рейх падёт, останется лишь только Великая Германия, окружённая союзниками, а не покорёнными народами!
Толпа буквально взорвалась. Верил ли Ганс в свои слова, трудно сказать. В тот момент он ощущал себе самым важным человеком в мире. Было важно заручиться поддержкой толпы, в Берлине скоро узнают обо всём, нужна поддержка народа. Знало бы только население Кракова, что их жизнями будут жертвовать ради дальнейшей борьбы.
Максим и Анна ликовали вместе с толпой. Их охватила немыслимая эйфория. Они стояли на пороге больших изменений. Им больше не нужно прятаться, сегодня их день. Завтра всё будет иначе, будет кровь и будут слёзы, но, это будет того стоить.
Клаус продолжал смотреть на них из окна администрации. Однажды с Хармом он кратко успел обговорить план на случай чего-то подобного, никакой конкретики, но всё-таки директор точно сказал: «Нужно тянуть время». Майор посмотрел на часы, одиннадцать утра, сколько нужно продержаться? Часов десять? Меньше? Впрочем, неважно. Майор решил по-своему.
— Выходим! — Клаус отдал приказ. — Мы сдаёмся!
Никто не хотел ему верить. Он шутит? Никто сдаваться не будет. Завтра утром в город прибудет армия, и всё закончится.
Некоторые офицеры и чиновники отказались покидать свои места. Клаус не стал их переубеждать. Стоило ему выйти на площадь, как ему и всех остальных заковали в ручники.
— Вышли не все! — уверенно подметил Ганс.
— Они уйдут, когда падёт режим! — спокойно ответил ему Клаус.
— Мы их услышали! — Ганс приказал увезти пленных. Он отвернулся спиной к армии и отдал приказ открыть огонь по администрации.
В центр площади выехал массивный серый танк, занял позицию, и из пушки с грохотом вылетел снаряд.
Второй этаж администрации разнесло в щепки. Начался пожар. Вслед за танком по зданию начали наносить удары из пушек, солдаты начали стрелять в воздух.
Клауса тем временем вели к машине. Он не собирался смотреть, как администрацию разносят в клочья. Типичный акт устрашения. Хотят показать силу, запугать население. Пусть стреляют. Завтра им будет не до смеха.
Майор резко затормозил у чёрного мерседеса. Рядом с машиной стоял Максим. Несколько дней фотографии парня висели на домах города, транслировались на баннерных щитах. Прямо звезда. Его искали, но не могли найти, и вот он здесь.
— Здравствуйте, герр Аппель. — Клаус поприветствовал парня. Майор держался уверенно. Всё это сплошная глупость. Он был уверен, что скоро всё вернётся на круги своя. — Как дела в Линдеманштадте?
Максим не успел ответить.
— Наверняка лучше, чем у тебя, — упитанный полицейский затолкал Клауса на задние сиденье машины. Майора по приказу Ганса должны были держать отдельно от всех остальных его коллег. — Давай садись!
Машина с майором удалилась. Максим, держа Анну за руку, смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом. Клаус не сказал ему ничего такого. Вот только парня одолевало чувство, что агент Абвера ещё себя покажет и принесёт немало проблем.
***
— Мы сделали большой шаг, — Алексей Петрович сидел в доме в центре города большом кругу своих сподвижников. Теперь они собирались не под землёй, а в гостиной на первом этаже. — Но праздновать некогда. Всё, что произойдёт завтра утром, покажет нам, чего нам стоит ожидать от населения.