В году 1238 от Рождества Христова

Ждан был незаменимым помощником. Не стала бы киверичанская сотня столь послушной и боеспособной, если бы не он. Он лично и подбирал и обучал людей, делал из них настоящих воинов. Причем в сотне присутствовали не только уроженцы Киверич и деревенек также являвшимися вотчинами Милована, но и из более дальних деревень, утраченных еще далекими предками Милована. Но и в тех деревнях тоже жила память, что их предки когда-то жили руководимые племенными князьями из рода, к которому и принадлежал Милован. И они с удовольствием сбегали из своих домов от новых хозяев в Киверичи и там записывались в сотню. Случались скандалы, новые вотчинники жаловались Великому Князю, на такой «разбой». Но Великому Князю нужны были боеспособные войска, а кривичанская сотня всегда в этом плане отличалась в лучшую сторону. Потому Юрий Всеволодович на «разбой» смотрел сквозь пальцы, хоть и не забывал, имел в виду, надеясь при случае предъявить соответствующий счет. Милован же удивлялся, сколько уже поколений минуло, как те деревеньки перешли к другим хозяевам, а смерды в них, вроде бы совершенно тут ни в чем не заинтересованные, не все ли равно, кто были господа у их далеких предков, кому и сколько платили оброка, дани. Так нет, помнят, что они кривичи и господа у них были их однокровные князья, не то что сейчас, когда все вокруг зовутся русскими, а господствуют над ними господа, с которыми у них нет изначального племенного родства.

В основном в сотню брали молодых людей с детства проявлявшими хорошую сноровку в охотничьем деле. То есть, умевшим хорошо стрелять из лука и быстро бегать на снегоступах, или без оных. Ну и проявлявшим смелость – на того же медведя с рогатиной трус не пойдет. Потом уже в сотне их обучали верховой езде, владеть мечом, боевым топором и прочим бранным премудростям. Имелись в сотне и потомственные воины, из тех еще, чьи отцы служили под началом отца Милована. Но таковых насчитывалось немного, основной состав сотни был набран пять лет назад, когда сотским стал Милован. Попасть в сотню и служить под началом князя считалось великой честью, да и жизнь у оружников была хоть и рисковой, но куда как приятней и веселей, чем у простых смердов, чей удел работать от зари до зари. Конечно, содержание сотни тяжелым бременем ложилось на вотчину Милована, но иначе было нельзя. Если бы он не служил в великокняжеском войске и этой последней вотчины его наверняка под каким-нибудь предлогом лишили.

– Будь и ты здоров, Ждан. Сколько раз тебе говорил, не величай меня князем. Не ровен час кто-нибудь донесет Великому Князю, а он этого очень не любит, князьями величать можно только его и его родню, сам знаешь, – в очередной раз, как бы мимоходом, пожурил своего наставника Милован.

– А я тебе Мил, скажу, как всегда говорил, ты князь для нас, а про донос… Кто здесь доносить-то будет, тут все вокруг свои, а соглядатаи воеводские они на том берегу остались, – не сомневался в своей правоте Ждан.

– Ладно, ладно… не для споров позвал я тебя. Совета спросить хочу, – Милован кивнул на грубо сколоченные из тесанных бревен скамейку, приглашая Ждана присесть.

– Чего ж не присоветовать, можно. Говори князь, – Ждан уселся на лавку.

Милован подкинул березовых поленьев в выкованную в киверической кузне походную печку, служившую не только источником тепла, но и в некоторой степени света:

– Не верю я, что татары сюда не идут, хоть наша разведка их и не видала. Чую я они где-то здесь не далеко. А ты как думаешь?

Ждан не спешил отвечать. Ему стало жарко в его шерстяном шабуре. Он снял его и остался как и Милован в колонтыре, кожаной длинной рубахе с нашитыми железными пластинами. Раздумывая, он почесывал свою широкую лопатообразную бороду:

– Знаю я Мил не более твоего. Но думаю, правильно сделал, что сотню из деревни увел. Если татарва нагрянет, они тут нас могут и не найти. А с полком мы там верняк пропадем, особливо с таким воеводой как Дорож.

– Да не так все оно. Думаешь, я специально сюда схоронился, чтобы вместе с полком не пропасть? Наоборот, я вперед вышел, чтобы случай чего татар встретить и полк зарань упредить, – с некоторой долей возмущения попытался опровергнуть не совсем благородные домыслы Ждана Милован.

– Как не так, все оно так. Вот ты разведку посылал, они за двадцать верст бегали, а ни то что татар, вообще никого не встретили, даже сбегов не видали. А чем это говорит?… О том, что татары нас тут плотно обложили, что ни один сбег сюда не смог дойти, не пропускают сюда никого они, – довел свое видение ситуации Ждан.

– Вот оно как. А ведь ты пожалуй верно зришь, – желавки заходили на аскетичных скулах Милована. – Если как ты говоришь, обложили, то они не с одной, а со всех сторон могут нагрянуть… Что делать-то будем?

– Я тебе свое слово сказал, а что делать не мне, а тебе решать, ты князь.

На этот раз Милован не стал упрекать Ждана за именование его фактически давно утраченным его предками титулом. Он в раздумье морщил лоб, явно не находя однозначного решения: