В году 1238 от Рождества Христова

– Хорошо, будет исполнено… Я еще хочу сказать, что Мансур не только не смог одолеть тех орысов, он там положил больше сотни своих людей и еще одну сотня, которую он отправил в обход пропала без следа, – Едигей говорил по-прежнему спокойно, но его губы и глаза красноречиво усмехались.

– Ладно… иди, а Мансура пришли ко мне, я с ним разберусь, – Бурундай уже почти гнал темника из своего шатра.

Тысячник Мансур заходил в шатер главного темника, едва сдерживая дрожь, бледный как полотно. После случившегося он понимал, что такой вызов неизбежен. Ему стало так стыдно, что он думал лучше быть убитым на льду реки. Но в этой битве, в отличие от той в лесу, его тысяче, вернее тому, что от нее осталось, участвовать фактически не пришлось. Его воины ловили и добивали разбежавшихся смердов.

– Это правда, что рассказал о тебе Едигей? Ты в самом деле со своей тысячей не смог одолеть сотню орысов, положил много людей, да еще целая твоя сотня куда-то пропала!?

– Да темник…

Мансур за время прошедшее после боя в лесу так сильно переживал, что сейчас в свои двадцать четыре года смотрелся на все тридцать.

– А я так верил в тебя… Помнишь, я тебе рассказывал, как меня по молодости вот также опекал и поддерживал во всем Субудэй? Он готовил из меня себе смену. Вот и я думал, что ты станешь моим достойным учеником и со временем займешь мое место. А ты… Говори как все случилось! – лицо Бурундая искажали гримасы крайнего разочарования.

– Темник, тут не одного меня вина. Разведчики Едигея просмотрели целую сотню орысов на другом берегу от деревни, где стояли их тумен. И не только орысов, а и то, что они там построили укрепления из бревен, которые не могли пробить наши стрелы. Другие рубили только что проснувшихся, не успевших одеть доспехи орысов в деревне, а меня Едигей отправил по пояс в снегу штурмовать деревянную крепость. И орысы в той крепости не спали, они нас ждали, – оправдывался Мансур.

– Так-так… но Едигей сказал, что там против тебя были какие-то смерды, чуть ли не с вилами.

– Едигей лжет. Там были настоящие воины, которые лучше всех из орысов стреляют из луков. Именно от их стрел, попавших в лица и горла, погибло много моих воинов. А мы не могли также часто поражать их из своих луков, они прятались за бревнами своей крепости. И все равно мы их почти одолели, даже чуть не взяли в плен командовавшего ими коназа, он уже лежал оглушенный… Но тут Едигей приказал закончить бой и возвращаться. Ослушаться я не мог.

Бурундай, собрав на лбу морщины, внимательно слушал тысячника, когда тот закончил спросил:

– Ладно, а что там получилось с той сотней, что ты послал в обход?

– Не знаю. Как будто орысский бог и злые мангусы их куда-то всех утащили. Они пропали в этом проклятом лесу. Но моей вины в том нет. Я все делал правильно… Не наказывай меня темник… Я отомщу и казню этого коназа, если он еще жив, догоню и убью, отрежу его голову. Они не должны далеко уйти, они ведь пешие. Если поедем по следу быстро нагоним, – молящим голосом просил Мансур.

– Ладно, – после некоторого раздумья произнес Бурундай. – Я дам тебе возможность поквитаться с тем коназом… А с чего ты взял, что он коназ? Да и не может коназ командовать столь малым отрядом.

– Мои воины слышали, когда он упал, орысы закричали: коназ, коназ, и чуть не все кинулись ему на выручку, чтобы не дать нам его захватить. Потом я пленных, которых уже здесь взяли расспрашивал. Они и сказали, что в тумене который в той деревне стоял действительно был какой-то бедный орысский коназ, который в своем селении набрал сотню и служил у коназа Гюрги, – дал пояснения Мансур.

– Хорошо, коназ, так коназ. Сегодня мы много пленных взяли, ты разузнай у них, откуда он и если не догонишь в пути доедешь до самого его селения и поквитаешься с ним прямо там. Здесь ты прав, кто не склонил головы перед нашим непобедимым войском, не должен остаться безнаказанным…

Весь последующий день в бывший стан Великого Князя Юрия Всеволодовича свозили погибщих монголов и кипчаков. Таковых набралось более восьми тысяч. Кроме двух тысяч из тумена Бурундая и в общей сложности пятисот человек из тумена Едигея, самые большие потери понесли Карачай и Чайбол – более пяти тысяч человек. Тела были сложены в единый погребальный холм, обложены дровами и подожжены под прощальные крики живых. Обычно после таких больших побед войску давали передышку, несколько дней отдыха, или, как торжественно любил провозглашать Джихангир, давали возможность воинам отдохнуть «на пупах матерей, жен, сестер и дочерей» поверженных врагов. Правда такое было возможно только после взятия больших и богатых городов, где имелось много женщин и среди них немало нежных цапель и жирных уток. Но сейчас отдыхать было некогда. От Джихангира уже прибыло несколько гонцов с приказом, незамедлительно выступать на соединение с главными силами.

6