В году 1238 от Рождества Христова

– Так и будет, если мы сложа руки будем просто их ждать. А если уже завтра начнем по гати в сараи что на болотах, харчи переносить, такие что не испортятся, солонину и прочее, чтобы всем нам там спрятаться и переждать. Думаю, тут они не долго пробудут, им для коней корм нужен, а мы все стога заранее попалим, а скотину забьем и солонину сделаем… Вот так я думаю, – Миловану нелегко дались эти слова – он устало присел на лавку и вопросительно глядел на собеседников.

Ждан и священник обдумывали услышанное. План Милована показался им чересчур пессимистичным, о чем и сказал отец Амвросий:

– Может Господь спасет от этой напасти и не придет татарва. А то уж больно все это хлопотно… всем селом на болота, там ведь сейчас поди и вода в колодце талая, верховая, плохая… болеть будем с нее сильно.

– Отче, не придут я первый в твоей церкви свечку поставлю… Но надо быть готовым к самому плохому надо хоть немного хлеба и солений на болота заранее перенести… Если навалятся ничего не успеем. Не придут, так назад снесем. А так может случится, что не от татарских стрел и сабель, а от голода там пропадем. Помоги отче, возьмись за это дело, уговори баб, да и с завтрева начинайте таскать из моих амбаров и ледников, да и из твоих тоже. И смерды, которые позапасливей пусть все съестное что не портится туда же несут… Напугай их, что татарвы точно вот-вот придет, а то сами оне не пошевелятся. А с мужиками мы тут ратной наукой займемся. Ты Ждан пройдись по избам, поспрошай у кого какое оружие имеется, пусть все что есть тащат, луки стрелы, рогатины, топоры, сбегов чем можно вооружим… И насчет дороги загородить это ты отче правильно задумал, я тоже про то думал. Завтра с десяток мужиков в лес отправим деревья на бревна рубить – засеку будем делать высокую как стену, с воротами…

Когда Ждан с отцом Амвросием уяснив волю князя уже собирались уходить, Милован попросил священника задержаться:

– Отче… я вот еще что хотел… – Милован вдруг засмущался. – Ты с Голубой поговори… всякое ведь может случиться. В следующий раз Бог может и не спасти. Хоть и невеста она мне и люба, но скажи ты ей Христа ради, что жених я для нее ноне не больно завидный, а она девица молодая совсем. Потому не хочу я ее ничем связывать. Жив останусь – все будет, как решили, а если убьют – ничем она мне не обязана…

– Не знаю, как тебе и ответить князь, – чуть помедлив, отвечал священник. – Я то могу эти твои слова Голубе передать. Но боюсь, как бы хуже не было. Она еще не в тех годах, чтобы одним разумом жить, она пока что сердцем думает. Ты уж прости, но ничего я ей передавать не буду. Как Господь даст, так оно и будет. – Священник замолчал, вопросительно глядя на Милована. Но тот тоже не знал, что возразить отцу невесты, и тот двинулся к выходу. – Ладно пойду я. – Но у двери священник обернулся. – А может нам всем загодя на болота уйти, и бабам и детям и мужикам и оружникам? Ну, придут татары, пожгут все тут, да и уйдут. Зато мы весь народ сохраним.

– Да нет отче… И так я тоже думал. Всем нам там и не поместиться и не прокормиться. Сбегов вон уже больше сотни прибежало. Да и село татарве без бою сдавать не гоже…

7

Бурундай торопился, так как получил уже приказ Джихангира – немедля вести все подчиненные ему тумены к городу Торжку. Под Торжком дела у монголо-кипчакского войска складывались не очень хорошо. Город с налета взять не удалось и отсутствие сразу четырех туменов не могло не сказаться. Но выступить сразу, как только догорел погребальный костер не получилось – запасы продовольствия и особенно сена для лошадей, тех что захватили в бывшем лагере коназа Гюрги, оказались явно недостаточны. Пришлось рассылать отряды фуражиров во все стороны. Но все близлежащие деревни и села полностью обезлюдели. Довольствоваться приходилось редкими полузаметенными снегом стогами, да соломой, что растаскивали с крыш брошенных изб. Такая ситуация напрягала и злила темника. Но куда в большей степени он переживал о больших потерях. За ним неминуемо придется ответить перед Джихангиром. Из четырех туменов только тумен Едигея потерял сравнительно мало воинов. Более того, если бы не досадные потери в тысяче Мансура, тумен Едигея, как будто вообще не воевал, а совершал нечто вроде легкой степной прогулки. Особенно большие потери были у Карачая и Чайбола. Основная причина тех потерь заключалась в том, что оба темника так и не смогли согласовать свои действия. И если бы не подоспевшие две тысячи Едигея, ударившие в тыл орысам, вообще неизвестно, чем бы то сражение закончилось. За такое следовало бы наказать строптивого Чайбола, отказавшегося выполнять приказы назначенного старшим темником Карачая. Но Бурундай понимал, что лично ему это сулит очень большие неприятности по приезду в ставку Джихангира.