В годы большевисткого подполья

Глубоко в моей памяти запечатлелось одно страшное событие, происшедшее на Жердовском этапе.

По тракту к нашему селу подходила партия арестантов. Как всегда, детвора первой выбежала на околицу встречать их.

Сначала на дороге показалось облако пыли, потом засверкали штыки, послышался звон кандалов, и появились первые ряды арестантов. Солнце палило немилосердно. Арестанты спотыкались от усталости. Но на этот раз у околицы села команды к привалу не подали. Ссыльные, тесно сжатые кольцом солдат, в угрюмом молчании прошли через село.

К Жердовской этапке был назначен усиленный наряд мужиков. Десятки пароконных телег с крестьянами-конвоирами обогнали партию. Отец взял меня с собой.

Как обычно, мы расположились вокруг ограды.

Скоро подошла и партия. Многие арестанты, обессиленные, повалились на землю. Конвойный офицер что-то кричал на солдат, наскакивал с револьвером на арестантов. Те тоже кричали. Один арестант поднял руку и стал громко говорить, обращаясь к остальным. Офицер отдал короткую команду; солдаты вскинули ружья — и раздался залп. Говоривший арестант и еще несколько человек упали. Партия заволновалась, но осталась на месте. Раздалась вторая команда — второй залп. Арестанты не выдержали и, толкая друг друга, бросились в ворота этапки. На земле осталось несколько раненых и трое убитых.

Весь мужицкий караул, покинув свои посты, ринулся бежать. Побежали и мы с отцом. Когда, опомнившись, вернулись к этапке, ворота были уже на замке. Раненых унесли внутрь ограды. Трое убитых лежали, покрытые рогожами.

На следующий день в Жердовку привезли много кандалов. Стали заковывать арестантов. Одного заковали в ручные и ножные цепи и посадили на телегу. Цепью приковали его к задку телеги и увезли обратно в каторжную тюрьму.

Позднее стало известно, что этот закованный арестант — студент Мартын Николаевич Лядов, впоследствии видный большевик.

Партия ушла дальше. Мужицкий конвой вернулся в село.

Долго томило нас, ребятишек, тяжкое чувство смятения и тревоги. Собираясь тайком от взрослых, мы тихо разговаривали, вспоминая поразившую нас картину расправы.

Оёк — село земледельческое. Весной и летом крестьяне занимались полевыми работами, а зимой уходили в извоз. Из Иркутска везли чай и китайские шелка в Томск. Из Томска — мануфактуру, сахар и другие товары, ввозимые из Центральной России в Сибирь купцами Второвым, Кухтериным и другими. Возили российские товары и на Дальний Восток, и в Кяхту — для китайского и монгольского рынков, а также на Лену и в Жигалово — для таежных приисков.

Лето в Сибири короткое. В течение трех месяцев земледелец должен успеть посеять, вспахать пары, с половины июля приступить к покосу, а с половины августа— к жатве.

Особенно малы сроки для посева озимых. Опоздание на три-четыре дня может повлечь за собою гибель урожая от ранних заморозков.

Сибирское лето хотя и короткое, но очень жаркое: хлеба созревают быстро. Работать в сибирскую жару мучительно: зной изнуряет, к тому же мошки и оводы — «гнус», как называют их сибиряки, — одолевают людей и скотину. Жатва начиналась в половине августа, иногда с двадцатых чисел этого месяца и кончалась к октябрю, часто при снеге.

После уборки урожая наступало время праздников. Справляли свадьбы, шумно праздновали рождество. Арендатор винного склада Прушак и кабатчики наживались вовсю… Рождественские праздники изобиловали драками, нередко кончавшимися убийствами.

После рождества мужики уходили в извоз.

Извозное дело в условиях суровой сибирской зимы чрезвычайно трудное. Только кряжистый сибирский мужик мог преодолевать тысячеверстные пути при тридцати-сорокаградусных морозах, при вьюгах и губительных снежных буранах. В пимах или броднях, в собачьих или козловых дохах, смотря по достатку, похлопывая мохнатыми рукавицами, шагали возчики рядом с тяжелыми возами, подталкивая их, когда дорога шла в гору, помогали лошадям.

В те времена зимою по большим дорогам Сибири просторные постоялые дворы были всегда переполнены обозниками. Содержатели постоялых дворов обязаны были иметь большие запасы кормов по цене, договоренной с подрядчиками извозов, иметь запасы спирта.

Мужики, задав лошадям корму, входили в избу; хозяин со стаканом и четвертной бутылью встречал возчиков у дверей. Отряхиваясь от снега, мужики сбрасывали дохи, отрывали от усов и бород ледяные сосульки, истово крестились и, принимая из рук хозяина стакан спирту, залпом выпивали. Потом подходили к хозяйке.

— Здравствуй, хозяюшка! Обогреться с морозцу…

— Милости просим, — кланялась хозяйка. — Прошу штец горячих отведать. Приутомились, поди?

На столе уже стояли огромные глиняные муравленые миски с горячими щами, от которых поднимался вкусный пар. Ели много. Много пили чаю, а потом ложились вповалку прямо на полу.

Ранним утром, напившись чаю, мужики запрягали лошадей, и обоз, вытянувшись черной лентой по белому снегу, уходил в дальний путь.

В извоз шли обычно мужики зажиточные и середняки, имевшие двух-трех лошадей. Беднота нанималась к кулакам.