В годы большой войны

У подпольщиков группы Дюрера годы подготовительной работы — медленной, осторожной и кропотливой — с началом войны стали давать результаты. Так тропическое алоэ годами накапливает жизненные силы и вдруг стремительно выбрасывает громадный стебель, соцветие которого вскоре превращается в плоды.

У подпольщиков-антифашистов не было недостатка в добровольных помощниках. Люди были разные, разных взглядов и убеждений. Объединяла их одна цель — сопротивление фашизму. Чистота помыслов, самоотверженность заменяли им порой опыт подпольной борьбы. Именно это обстоятельство все больше тревожило Анри Дюрера. Дюрер был профессиональным разведчиком и отлично понимал, что основой работы «сторожевых застав» должна быть дисциплина и конспирация. К тому же между многих сотен, тысяч убежденных антифашистов могли оказаться люди случайные, слабые духом, могли быть и предатели, завербованные гестапо…

Да, об этом все чаще задумывался Анри, и его раздумья разделяли в Центре.

В эти дни в центре города декабрьским вечером на улице был убит германский офицер. Его подобрал военный патруль, доставил в больницу, он умер, не приходя в сознание… На другой день по всему городу были расклеены объявления — городская фельдкомендатура извещала, что в связи с террористическим актом арестовано шестьдесят заложников, которые будут расстреляны через неделю, если за это время террорист не явится сам или не будет обнаружен.

Ровно через неделю, в восемь часов вечера по среднеевропейскому времени, — 15 декабря сорок первого года — заложники должны быть расстреляны. Именно в восемь вечера, когда был убит германский полковник. Германские оккупанты любили порядок и точность. В Голландии, во Франции, в Бельгии с тревогой ждали приближения четверга, когда истекал срок ультиматума амстердамской комендатуры.

Об этих событиях Кетрин узнала от Валентины, сестры Виктора, с которой Кетрин время от времени продолжала встречаться. Покушение совершила женщина, молодая, невысокого роста, в берете и сером демисезонном пальто… Но откуда Валентина могла все это знать?

А в четверг, за два часа до срока ультиматума, произошло новое покушение на другого немецкого офицера. Еще один нацистский офицер был убит…

Покушение совершила все та же молодая женщина в берете и сером пальто. Ее задержали. Она назвала себя фламандкой русского происхождения. Когда ее доставили в комендатуру, женщина призналась во всем, назвала свою фамилию и потребовала, чтобы приказ о расстреле заложников был отменен — она признает себя виновной в этих убийствах…

Марину Шаврову гильотинировали через две недели… Казнь заложников отменили. Своей гибелью Марина спасла им жизнь.

Значительно позже Валентина рассказала Кетрин, что Марина Шаврова когда-то была ее подругой. У нее два сына, она пожертвовала всем ради того, чтобы спасти заложников…

Произошло это в те дни, когда под Москвой Красная Армия нанесла гитлеровцам первый сокрушающий удар. Валентина была уверена, что это событие предрешило жертвенный поступок Марины — она не могла оставаться в стороне, когда на ее далекой родине нацисты проливали русскую кровь…

— Я хорошо понимаю ее, — говорила Валентина. — Помню, когда началась революция, я была девчонкой. Мы все боялись, что в наш дом придут красногвардейцы. При каждом звонке хватала топор и пряталась за дверью, чтобы рубить красных… Это была дань воспитанию — отец по убеждению был монархистом и считал себя патриотом России. Только через десятилетия, в эмиграции, я и Виктор поняли, как заблуждался отец, поняли, как много для России сделали красные… Поверь мне, если бы я очутилась на месте Марины, я сделала бы то же самое…

Виктор так и не посвятил сестру в дела подполья, к которому он принадлежал. Но ее характер требовал выхода, действий. В ней жило что-то анархистски-бунтарское, и она сама искала себе дело, место в борьбе, оставаясь в то же время детски наивной, неопытной в реальной жизни.

Вскоре после гибели Марины Шавровой произошло событие, которое могло дорого стоить Кетрин. Не только Кетрин…

У Валентины была еще одна близкая подруга — Эвелин. Отец ее, известный историк, любил молодежь, и для него не было приятнее времяпровождения, чем разговоры, споры, веселые шутки, которыми он обменивался с приятелями его дочерей — Ирен и Эвелин. Однажды Валентина затащила с собой Кетрин в дом профессора. К большому счастью, Кетрин бывала там редко, и ее посещения, вероятно, прошли незамеченными.

И вот, как разрыв бомбы, — весть об аресте многих из тех, кто посещал дом профессора… Гестаповцы арестовали их всех в одну ночь. Среди них был Борис Вильде, муж Ирен — младшей сестры Эвелин. Кетрин хорошо знала этого остроумного молодого ученого, избравшего своей специальностью этнографию. Кетрин почему-то запомнила одно из шутливых его размышлений:

«Для современной этнографии остается загадкой — как мог фашизм протащить из раннего средневековья дубинку дикарей, которой он размахивает теперь среди современных цивилизованных народов Европы… Я обязательно докопаюсь до этого!»