В годы большой войны

Борис Вильде руководил «Музеем человека». Ему не довелось «раскопать» истоки средневекового варварства нацистов, он занимался другим — вместе с друзьями выпускал подпольную газету Сопротивления.

Нацистский военный суд приговорил семерых подпольщиков к смерти, остальных к пожизненной каторге. Кетрин узнала об этом от Валентины. Она встретилась с Эвелин. Подруги сидели и плакали. Ирен сидела рядом, устремив невидящие глаза в одну точку. Эвелин боялась за ее рассудок. Эвелин показала письмо Бориса к сестре. Борис написал его перед самым расстрелом. Оказалось, что Ирен получила свидание с мужем за несколько часов до казни. Об этом Борис ей ничего не сказал. Но он уже знал, что в тот день его расстреляют.

«Дорогая Ирен! — писал Борис Вильде. — Прости, что я так поступил… Когда я обнял тебя, я уже знал, что сегодня меня не станет. По правде говоря, горжусь своей ложью. Ты могла убедиться, что я не дрожал, а улыбался, как всегда. На смерть я иду с улыбкой, может быть с некоторым сожалением, но ни угрызений совести, ни страха во мне нет.

Дорогая моя, думай обо мне как о живом! Храни мое обручальное кольцо — последнюю память. Я поцеловал его, прежде чем снять.

Кажется, я сказал все. Уже пора идти. Я видел своих товарищей. Все они держатся отлично. Это меня радует.

Благодарю жизнь за все ее щедрые дары!»

Письмо было на двух листках бумаги, которые Ирен вырвала из тетради и, уходя, оставила Борису…

После того как арестовали Амиго, Питер Грамм сам выходил на встречи с Кетрин. Он был потрясен, обеспокоен тем, что произошло. Кетрин рассказала все подробно. Питер ощутил, что у него перехватило дыхание.

— Ну, а после расстрела ты была в семье Вильде?

— Нет, была Валентина… Она встретилась только с Эвелин.

— Какая разница?!. Конечно, гестапо следит за всеми родственниками Бориса… И там еще была Ирен?

— Да… Но я уверена, что обо мне никто ничего не знает…

— И тем не менее ты должна оборвать связи с Виктором и его сестрой… Полностью! На наши встречи выходи, как условлено. Но первой не подходи. Я или кто другой найдем тебя… Все это очень серьезно, Кетрин…

Охваченный тяжелым предчувствием, Грамм расстался с Кетрин. Конечно, он передал Дюреру о том, что произошло. Дюрера тоже встревожил рассказ Грамма.

После того как Амиго попал в руки гестапо, Дюрер на всякий случай сменил квартиру, оставив старое жилье под наблюдением своих людей. После провала Амиго прошло несколько недель, и ничего подозрительного не происходило. Амиго молчал. Вероятно, Дюрер мог считать себя в безопасности, но… И это «но» его настораживало…

С Граммом они разговаривали на вокзале, прохаживаясь в толпе пассажиров.

— Давай договоримся так, — сказал Анри. — Прежде чем встретиться, обрати внимание на стену возле багажной камеры… Предположим, вот здесь. Любой знак карандашом будет означать опасность.

Дюрер остановился у багажной камеры, закурил и погасшей спичкой указал на затененный выступ стены. Потом бросил спичку в урну, и они отошли.

— Сделай так, чтобы Кетрин больше не встречалась ни с кем…

В ту встречу Питер посвятил Дюрера в свои семейные дела, которые радовали и тревожили, — у Лоты будет ребенок.

— Надо подумать, куда бы ее теперь отправить… Мы столько лет ждали этого события… И вот — самое неподходящее время.

— Посели ее в каком-нибудь женском пансионате, — предложил Дюрер. — Где-то в глуши, подальше от города.

— Вероятно, так и придется сделать, — согласился Грамм.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ДОНЕСЕНИЯ ИЗ ТЫЛА ВРАГА

1

Это была радость — большая и тихая… Советские войска под Москвой разгромили германскую армию! Оказывается, всю неделю там шли ожесточенные бои, а Москва не торопилась сообщать о победе. Ждали, когда прочно определится успех. И вот сообщение от Советского Информбюро:

«Противник несет тяжелые потери, наступление советских войск продолжается…»