В годы большой войны

А Гитлер все еще на что-то надеялся… Он запрется с войсками в альпийской крепости… Это будет горный военный табор, военное кочевье. Милитаристское государство, как во времена Чингисхана… Западные державы, несомненно, порвут с Россией. Он еще дождется, когда его генералы станут командовать англо-американскими войсками… В конце концов германские солдаты и офицеры могут встать и под начало Монтгомери, чтобы снова наступать на Россию… Ведь случилось же в истории, когда одним из походов кочевников Чингисхана командовал английский рыцарь. История может повториться. Почему Монтгомери не может стать таким современным рыцарем?… Разве смерть Рузвельта не служит знамением провидения?! Противоречия между союзниками усилятся…

Такие слова все больше напоминали бред психически больного человека.

И вдруг Гитлер понял: поздно!.. Советские армии выставили на Одере сорок две тысячи орудий, сосредоточили шесть с половиной тысяч танков и восемь тысяч самолетов… Рухнула крепчайшая оборона. Миллионная германская армия, сосредоточенная на главном направлении, не смогла выдержать такого напора… Русские приближаются к Берлину! Войска в Италии капитулировали! Это произошло двадцать девятого апреля.

Поздно!.. Поздно!.. Гитлер понял, что все кончено. События давно идут мимо него, и он уже не в силах на них повлиять…

Адольф Гитлер будто постарел на десяток лет — ссутулился, шаркал ногами, поддерживал одной рукой другую, дрожащую руку, глаза погасли… Приближался конец.

На другой день он покончил самоубийством, раскусив ампулу с цианистым калием… Игра его кончилась. Так в казино уходит из жизни азартный, авантюристичный игрок, потерявший свое состояние и надежду на выигрыш…

После самоубийства фюрера Гиммлер прожил еще несколько дней. Он тоже продолжал на что-то надеяться — больше на предсказания гороскопов. Через графа Бернадота, через собственного врача-массажиста Керстена Гиммлер искал встречи то с британским командующим Монтгомери, то с Эйзенхауэром, чтобы добиться сепаратного мира и преградить дорогу наступающим советским войскам. Но было поздно. Надежды Гитлера и Гиммлера на развал антигитлеровской коалиции так и не осуществились.

Берлин капитулировал. Рейхсфюрер Гиммлер, переодетый батраком, был схвачен на дороге бывшими узниками нацистских концлагерей. Мнимого батрака подвели наманикюренные, покрытые лаком ногти… Он попал в плен. Для него тоже все было кончено. Нащупав в кармане ампулу с цианистым калием, Гиммлер торопливо сунул ее в рот и стиснул зубы…

В это время Дюрер был уже в Москве. Возвратившись из Цюриха в Амстердам, он первым же самолетом отправился домой.

А Паннвиц покинул Париж в тот день, когда здесь началось восстание. Но специальная команда гестапо продолжала существовать. Гиммлер держал ее до самого конца, в резерве, рассчитывая, что она еще может ему пригодиться. Не пригодилась! Паннвиц давно уж ловил себя на мысли — надо спасать собственную шкуру.

Он предусмотрел все, чтобы скрыть следы преступлений. Следственные материалы вдруг превратились в секретнейшие документы государственной важности. Из Берлина от начальника гестапо Мюллера пришло распоряжение — сжечь все документы, касающиеся арестованных участников Сопротивления. Это было сделано. Накануне бегства Паннвиц приказал расстрелять последних узников. Расстрелянных закопали у кладбищенской стены в безымянной могиле. Других арестованных уничтожили раньше. Слишком много знали они о Паннвице и его команде.

Итак, свидетелей не осталось. Только Грин. Но Грин сам предложил план, который устраивал Паннвица, тот согласился. Они поедут в Москву! Грин выдаст его за участника немецкого Сопротивления. Оба были уверены, что Москва о них ничего не знает. Для Центра Грин остается подпольщиком-радистом. Это подтверждает последняя радиограмма — его благодарят.

С мандатом, подписанным рейхсфюрером Гиммлером, который предоставлял неограниченные права предъявителю этого документа, Гейнц Паннвиц какое-то время жил в Карлсруэ, затем переправился в Верхнюю Австрию, ближе к швейцарской границе, пробираясь в альпийскую крепость.

Гестаповская команда постепенно таяла, осталось лишь несколько человек. Они поселились в покинутой горной хижине, где и встретили окончание войны. Недели через две их обнаружили французские танкисты. Они окружили хижину, Паннвиц поднял белый флаг, а Грин храбро пошел навстречу лейтенанту.

— Я офицер советской разведки, — сказал он, — а это мои люди из немецкого Сопротивления… Доставьте нас к своему командиру.

Вскоре «участники немецкого Сопротивления» снова очутились в старых местах. Что же делать дальше? Паннвиц раздумывал, но Грин продолжал убеждать — надо ехать в Москву. Перед тем он известил Центр: гестаповец Паннвиц находится с ним и не исключена возможность, что согласится приехать в Москву. Предателю мерещились ордена, карьера, если он заарканит напоследок такую птицу, как начальник следственного отдела тайной полиции, руководителя специальной команды гестапо.