В годы большой войны

Соня жила совсем недалеко — в Монтре, курортном городке на берегу Женевского озера. Об этом Шандор узнал позже. Все подчинялось строгим законам конспирации. Прошло еще какое-то время, когда ранней весной сорокового года Соня объявилась снова. Встретились на площади у главного вокзала. Она предупредила, что в Женеву приезжает курьер по имени Грин, который и передаст Радо указания по дальнейшей работе.

Сидели в привокзальном кафе, словно бы ожидая прибытия поезда.

— Как будет организована встреча? — спросил Радо.

— Поступила радиограмма. Вероятно, Грин явится сначала ко мне. Вчера пришла от него «поздравительная» открытка, сообщает, что будет в четверг на следующей неделе. Просил известить вас.

— В «Геопрессе» ему не следует появляться. Нужна явка, я мог бы его встретить хотя бы здесь, на вокзале.

— Не знаю… В открытке ничего не сказано.

Шандор задумался.

— Это очень важно, — озабоченно сказал он. — Мой адрес, моя фамилия должны быть исключены. Нельзя превращать агентство в явочную квартиру. Прошу вас, предупредите еще раз Центр. Я не могу рисковать.

— Это само собой разумеется, если надо, я передам вашу просьбу.

В ту же ночь Соня отправила радиограмму. В конце сеанса дали ответ — курьер уже находится в пути.

Появился курьер в четверг, пришел сразу на улицу, где жил Шандор, даже не предупредив по телефону. В прихожей, закрыв за собой дверь, сказал:

— Я должен навестить Дору. — Это был пароль, который Соня передала Шандору.

— Вы Грин? — спросил Радо.

— Да, это мое рабочее имя… Вас предупредили о моем приезде?

— Да… Но встреча предполагалась в другом месте…

— Я предпочитаю иметь дело без лишних посредников, — небрежно возразил Грин. — Давайте приступим к делу.

Грин располагал удивительно неподходящей внешностью для разведчика. Легче легкого было написать его словесный портрет: высокий блондин, оттопыренные уши, большой лоб, удлиненное клинообразное лицо; говорил он покровительственным, менторским тоном, солидно растягивая слова, — и все это сразу стало раздражать Шандора. Правда, Грин, вероятно, хорошо знал дело, но уж слишком дотошно разъяснял элементарные вещи. И еще одно его качество не понравилось Шандору — самонадеянность, бросавшаяся в глаза. Проявлялось это в нарочитой солидности, с которой он усаживался в кресло, в развязной манере извлекать документы из шикарного, крокодиловой кожи портфеля, такого броского и неподходящего для разведчика. «Будто фокусник, — подумалось Радо, — вытаскивает из рукава…»

— Здесь, Шандор, вы найдете все, что касается радиосвязи… Это шифры, это ключ, видите — роман Джека Лондона… Здесь инструкции. Берегите их.

— Между прочим, меня лучше называть Альбертом, — сдержанно сказал Шандор.

— Не имеет значения! — отмахнулся Грин. — Псевдонимы нужны для противников, не для своих…

Тем не менее Грин больше не называл настоящего имени Радо.

Он долго рассуждал о сложности международной обстановки, о значении работы, возложенной на швейцарскую группу. Когда он закончил, Радо сказал:

— Благодарю за политбеседу… Теперь перейдем к делу.

Грин кинул взгляд на собеседника, понял его иронию.

— Я говорю то, что приказано…

Они разговаривали долго — несколько часов. Грин посвящал Радо в детали конспиративной работы.

Утомленный многочасовой работой, Грин откинул голову на спинку кресла, устало потянулся, подошел к окну, на землю упали длинные тени, солнце уже зашло, и только горы пламенели розоватыми снегами на горизонте.

— Ну, мне пора ехать, — сказал он. — Завтра, как условились, встретимся в Лозанне… Да, скажите, Альберт, сколько денег вы можете мне дать на обратную дорогу?

— Разве вы не привезли нам денег?! — удивился Шандор. — Это наша главная просьба, наряду с прочим…

— Признаться, я не решился везти через границы большую сумму, — объяснил Грин.

Для Шандора это было неожиданным ударом — доходы «Геопресс» с началом войны сократились, и он едва сводил теперь концы с концами. Но что делать? Шандор пообещал привезти деньги на другой день. Они попрощались. Грину надо было успеть к поезду — он поселился в одном из отелей.

Вечером следующего дня, когда закончили нерешенные дела, Грин предложил скоротать время в ночном кабаре. До поезда оставалось много времени, поезд уходил в полночь. Гость словно преобразился, когда они вошли в кабаре и метрдотель провел их к столику рядом с эстрадой, на которой пела фривольные песенки весьма декольтированная певица.

— Живем один раз! — воскликнул Грин, удобно усаживаясь в кресле и потирая руки. — Кто знает, как сложится судьба… В нашей работе нужна разрядка. Вы знаете, Альберт, я как сталь-самокалка: размагничусь, потом сам собой закаляюсь, когда надо работать…

Грин выбирал закуски, напитки. Он знал толк в этом деле. Много пил, приглашал танцевать дам, угощал их вином, фруктами и очень неохотно покинул кабаре, когда пришло время уезжать на вокзал.