В годы большой войны

Время шло. Радо оставался для Хаммелей неизвестным Альбертом, они не знали ни его адреса, ни профессии, и Шандор не особо рисковал, когда после длительного знакомства предложил Эдмону стать радистом. Сказал откровенно — это нужно для защиты России на тот случай, если Гитлер задумает напасть на Советский Союз. Предупредил и об опасности, которая его ожидает. Работать с Альбертом согласился не только Хаммель, но и его жена. Эдмон даже вызвался сделать передатчик, он слыл отличным мастером своего дела. Вот после этого Соня и ее радист Джим начали обучать их азбуке Морзе.

В конце сорокового года Соня благополучно покинула Швейцарию. Группа Радо располагала двумя достаточно мощными передатчиками и могла теперь поддерживать прямую связь с Москвой. На одном работал Джим, а другой передатчик установили в квартире Хаммелей на улице Каруж в Женеве.

Сообщения поступали к Шандору Радо из разных источников.

Понадобился не один год, чтобы в нейтральной Швейцарии создать «сторожевую заставу», откуда можно было бы наблюдать за фашистской Германией. Теперь группа начинала работать в полную силу. Перед самой войной, в феврале 1941 года, Радо передал в Москву одну из первых своих радиограмм. Он сообщал о подготовке нацистских армий к нападению на Советскую Россию.

«21 февраля 1941 года. Директору, от Луизы.

По данным, полученным от осведомленного швейцарского офицера, Германия сейчас имеет на Востоке сто пятьдесят дивизий. По его мнению, выступление Германии начнется в конце мая. Дора».

«Осведомленный швейцарский офицер» был все тот же человек под псевдонимом «Луиза». О том, кто скрывается под этим псевдонимом, его настоящее имя знали только два человека — Альберт и Пакбо, то есть Шандор Радо и Отто Пюнтер. Ну и, конечно, Директор в Москве, давший согласие на привлечение Луизы к работе.

Близилась Великая Отечественная война. Все, что происходило до сих пор на «сторожевой заставе» в Швейцарии, было только прелюдией больших, героических событий.

2

Шла вторая неделя войны на Западе. Настоящей войны, а не сидячей — окопной, когда офицеры по субботам ездили поразвлечься в Париж, а солдаты от безделья разводили на переднем крае овощи, сеяли шпинат, пололи гряды на виду у противника. Ту войну называли «странной», «символической» — войной без жертв. И в самом деле, после объявления войны Германии английские войска на Западном фронте потеряли за восемь месяцев всего несколько человек. Да и те чаще были жертвами собственной неосторожности. Среди убитых старшим по званию оказался капрал, который подорвался на собственной мине… Настроение было такое: авось война так и закончится. На войне жертвы вовсе не обязательны… Немцы не нападают, не трогают, и слава богу — пересидим! Такие настроения в армейских штабах называли «психологией Мажино», она все больше захватывала и солдат и офицеров союзных войск. Линия Мажино — система мощных оборонительных сооружений, простиравшихся от швейцарской границы до Бельгии, считалась неприступной. Ее не преодолеть никакому врагу. За линией укреплений можно спокойно пережидать любые события. Так утверждали военные авторитеты Запада.

Десятого мая сорокового года все изменилось.

Сосредоточив на Западном фронте трехмиллионную армию, поддержанную артиллерийскими соединениями в двадцать пять тысяч стволов и почти тремя тысячами танков, гитлеровские войска перешли в наступление. С воздуха их прикрывали три тысячи восемьсот боевых самолетов.

На рассвете 10 мая немецкие передовые отряды, переодетые в голландскую форму, без особого сопротивления захватили мосты через Маас и канал Альберта в приграничном районе Маастрихта. Дорога на запад была открыта. В Роттердаме высадился десант парашютных войск.

Германский удар через Бельгию и Голландию нарушил мирное течение «странной войны». Вскоре стало ясно, что Франция катится к военному поражению. Первой сделала такой вывод британская экспедиционная армия. Не предупредив ни французов, ни бельгийских союзников, англичане начали отходить к Дюнкерку, обнажив фланги соседних армий. Северная французская группировка была разгромлена под Камбре, бельгийские вооруженные силы капитулировали на побережье в районе Остенде. Несколько раньше сложили оружие голландские войска… Дорога на Париж была открыта. Германские войска неудержимо двигались по магистральным дорогам, а рядом — по обочинам, по глухим проселкам — растекались толпы беженцев, жизнь которых так неожиданно нарушила война. Одни, по инерции, уходили на запад, хотя противник прорвался уже далеко вперед, другие, отчаявшись, возвращались назад, одержимые единственной мыслью — уж если умирать, то в собственном жилище.