В голове моей опилки...

Любой 20-летний рано или поздно начнет оправдывать собственные неудачи или, наоборот, победы, а главное – пороки принадлежностью к «потерянному поколению». У Ремарка герои любили и пили, оправдываясь войной, ставшей водоразделом между юностью и взрослением. После Великой Отечественной пили по той же причине, в 60-х – потому что «страну построили», в 80-х – потому что застой. Мое поколение старательно губило себя из-за несоответствия ожиданий. Вот представьте: мои родители с младенчества моего ежемесячно платили за мою страховку. Предполагалось, что к моменту моего 16-летия, когда сумму можно будет получить на руки, она будет настолько внушительной, что позволит мне обрести крылья или, как минимум, трамплин во взрослую жизнь. Где там! В итоге на эти гроши в 1991-м можно было купить две палки колбасы. Ну, или вот еще пример: в первом классе я расписал свою жизнь в блокноте. Как сейчас помню, в 2000-м должен был состояться мой первый полет в космос (естественно, космонавтом). В школе я методично продвигался в этом направлении – ходил в астрономический клуб «Апекс» при Дворце пионеров, тренировался, читал кучу специфической литературы. И вот – невозмутимый Сфинкс страны Советов начал разрушаться. Сначала нос отпал, потом накладные волосы из песчаника, дальше – лапки, коготочки, пищевод... И все накрылось медным тазом. Пришлось переквалифицироваться в журналисты.

Справедливости ради нужно заметить, что ближе к звездам я все-таки стал. В 2004 году по заданию все того же «Русский Newsweek» прошел часть курса подготовки космонавтов в Звездном городке. Однако унылое верчение на центрифуге и поглощение орбитальной пищи на Земле оказалось ну никак не интересно. Ни невесомости, ни «только из космоса я увидел, как прекрасна наша планета». Но все-таки мне повезло больше, чем одногодкам, которые в свое время избрали лукавый путь торговли металлическим ломом. В живых остались единицы, и их искореженные судьбы не могут быть примером для подрастающего поколения.

Вот, кстати, оно – нынешние 20-летние. Поколение Z, как их сейчас называют. Жили на шее прилично зарабатывающих родителей, добровольно погрузившихся в пучину офисного планктона, ловили Wi-Fi в Макдоналдсе под неспешное поглощение картошки фри и сливочного коктейля. Потом закончили элитную школу и престижный вуз (а сейчас они все такие, да), только-только стали разбираться в смузи, сортах сыра и офисном этикете, как выяснилось, что сыр не растет на дереве и офисный перекладыватель бумаги, в общем, не нужен. А за окном – поддатые группы уволенного пролетариата, а за дверью – коллектор, пришедший с битой спросить про ипотечные выплаты. И вот уже образовалось новое потерянное поколение, а значит, мне можно перестать манкировать годом рождения и эпохами, через которые пришлось продраться. Да, звезд не хватал, но космос в итоге нашел – на Земле...

***

ЗАКУЛИСЬЕ АЗИИ: САДЫК И ДЕВАЛЬВАЦИЯ

...Он никогда не отличался многословностью, тихий был этот Садык. Молча сидел, гоняя чаи, в нашей палатке, бесшумно уходил, так же бесшумно приходил, без слов резал горло козам. Коверкая русские слова, только застенчиво просил тряпку – оттереть кровь с рук – и несколько раз предупреждал, чтобы не трогали его берданку – кремневое ружье с прикладом в изоленте, доставшееся в наследство от деда. Еще помню его взгляд: ресницы одного глаза были у Садыка совсем седые, а зрачок подернут плесенью бельма. Мертвый глаз, дурной. В другом – напротив – плескалось черное горное безумие, когда Садык припадал к прицелу ружья, чтобы подстрелить байбака. В пыльном засаленном халате, такой же невообразимого цвета чалме, раздвинув ноги, словно сошки пулемета, уперев ступни в чунях из кусков автомобильных покрышек в камни, часами он лежал, выслеживая толстого горного сурка. Байбак нас и познакомил.

«Садык, а что это за зверь живет в соседнем ущелье, жирный такой, как хомяк?» – спросил я его как-то. «Когда приходит?» – живо заинтересовался мой собеседник. «Утром...» На следующее утро Садык уже лежал в засаде. Унялся даже ветер над хребтом Чуль-Баир, и даже солнце ушло за арчу, чтобы не ослепить единственный рабочий глаз стрелка. Щелкнул курок, фыркнул порох на полке, ружье оглушительно, по-стариковски отхаркнуло заряд. «Не попал...» – Садык поднялся, не спеша зарядил ружье, пробормотал молитву, и мы пошли пить чай. Был 1998 год. Россию, как грушу, тряс дефолт, где-то в другой жизни можно было принять горячую ванну, в четырех сутках пешего пути есть книжный магазин, тут – Средневековье, тишина и постоянное ощущение опасности...