В горах долго светает

Машины поочередно опускались на громадный каменный стол, едва различимые в своем пятнистом наряде при трепетном свете догорающего «саба». Обрывался трескучий гул двигателей, замирали винты, десантники тут же покидали кабины. Когда командир звена ступил на землю, группа охраны уже рассредоточилась, из приданного транспортника выгружали горючее. Лопатин приказал сначала дозаправить машины, потом организовать ужин. Вдали от своего аэродрома летчик спокоен только при полных баках, особенно в такой обстановке. Он подозвал Карпухина, посветил фонариком на левый борт. Да, вот они, следы пуль, — сорванная с брони краска. Значит, правильно их предупредили: в этих горах, окружающих красную пустыню, могут обстрелять любую пролетную машину, не обращая внимания на ее отличительные знаки и не разбирая, военная она или нет.

— С боевым крещением, Степан Алексеевич! — поздравил Лопатин летчика-оператора. Тот пощупал следы пуль, спросил:

— Интересно, одни мы сегодня крещеные или другим тоже повезло?

— А вот мы сейчас узнаем.

Подошел командир десантников, доложил, что охранение расставлено, ничего подозрительного вокруг нет. Как бы между прочим сообщил, что на транспортнике в хвостовой балке обнаружена пробоина.

— Вы ведь на нем летели? — спросил Лопатин.

— На нем.

— Больше не полетите. Людей сажать только на бронированные машины.

Лопатин обошел экипажи, установил очередность дежурства на связи и приказал летчикам после ужина спать. Подъем будет ранний, перелет неблизкий, прежде чем звено встретится с колонной сухопутных войск. А полет в незнакомых горах не просто труден — опасен.

Возвращаясь к своей машине, Лопатин ловил далекие вскрики пищух, поглядывал в смутное небо с редкими ледышками звезд, прося кого-то всесильного дать им завтра хотя бы сносную видимость. В эту пору с гор нередко сползают могучие туманы, переполняя ущелья и долины; их никакой прогноз не может предвидеть: в горах ведь за каждым хребтом особая погода и даже особый климат. А застревать на пролете вдали от своих, когда те же горы поминутно прерывают связь, — последнее дело.

Карпухин устраивался на ночлег в пилотской кабине, и Лопатин окликнул его:

— Степан Алексеевич, перебирайтесь в десантную! Там хоть распрямиться можно. Я как будто не храпун.

— Зато от моего храпа вам и за броней достанется. Так что ложитесь без меня. Да и на всякий случай кому-нибудь не худо бы остаться в пилотской.

— На всякий случай, Степан Алексеевич, у нас есть ребята в тельняшках. А сплю я в шлемофоне — храпите себе на здоровье, лишь бы машина не рассыпалась.

— В такую силу, командир, я еще не вошел — годков маловато.

Карпухин послушно выбрался, закрыл фонарь, нырнул в узкий люк десантной кабины.

Лопатин снова оглядел смутные громады подступающих гор. Небо очищалось, чужеватые звезды отчетливее проступали над изломанным близким горизонтом, разгорался во всех краях одинаковый туманный шлях Млечного Пути.

Жесткая лавочка у бронированного борта показалась уютной, как домашняя кровать, но, прислушиваясь к ровному дыханию соседа, Лопатин не мог забыться сразу. Он меньше всего думал о том, что какой-то враг подготовил им здесь ловушку. Край малолюден, а Лопатин и сам несколько часов назад не знал, где окажется. Ему представлялись колонны машин, ползущие по горному шоссе к главному перевалу, вспоминались прощальные слова командира: «Помните с самого начала — вас будут встречать не только цветами». В этом он успел убедиться. Все закономерно. Ведь если сосед зовет на помощь, значит, в дом его проник вор или убийца, который поднимет нож на всякого, кто отзовется и вздумает мешать разбою...

Карпухин тоже притворяется спящим.

— Жениться не надумал, Степан Алексеевич? Спишь плохо.

— Надумал. Да как-то неловко наперед батьки. Гляжу на вас, командир.

— Гляди, да не прогляди, Степан Алексеевич.

— Не прогляжу. Вот как воротимся, невесту телеграммой вызову — она только вызова и ждет.

— Шутишь, Степан Алексеевич?

— С невестой не шутят, командир. Это не девушка для кино, она женой станет. А если еще и зовут Варварой Михайловной, тут уж и вовсе не до шуток.

Лопатин сел, опустив босые ноги на холодную сталь.

— Веселый ты человек, Степан Алексеевич, но не настолько же веселый, чтобы в чужие письма заглядывать?

— Помилуй бог, командир! До этого я еще не дошел. Да и зачем? Ведь жизнь начальника и без того на виду у подчиненных, хотя не всякий начальник о том догадывается. И разве мне, случайно увидевшему чье-то имя на конверте письма к начальнику, запрещается строить догадки?

— Ладно, спи, веселый человек. А на чужие конверты поменьше заглядывайся, свои отправляй почаще.