В горах северного Прибайкалья

Мы обязательно должны поехать на Байкал, говорю я каждый раз, как только мы собираемся все вместе.

— Это было бы просто великолепно, — отвечает мне Велижанин.

— Решено, — говорит Хатабыч.

РЕШИТЕЛЬНО, МЫ ЕДЕМ ПО ЗООПАРКУ

ано утром катер вышел из района Больших Котов и взял курс на север вдоль западного побережья озера Байкал. Стояла удивительная погода: мы знали, по небу плывет яркое солнце, но сейчас мы не могли его видеть — оно не в силах было пробиться сквозь плотную беловатую мглу, тяжело припавшую к воде.

Мимо рубки сплошным потоком проносились мелкие, но хорошо заметные капли воды. Берега были совсем не видны, катер долго пробирался на ощупь, и только к десяти часам утра туман рассеялся настолько, что стали заметны силуэты высоких гор.

Был виден Приморский хребет — цепь закругленных сопок, до самых вершин покрытых сосновыми лесами и прорезанных многочисленными короткими падями. Внизу, у берегов Байкала, росли сплошные леса из сибирской лиственницы, и зелень там приобретала веселые, яркие оттенки.

Во многих местах горы обрывались в озеро невысокими скалами, а сосновые леса чередовались с неширокими участками горных степей, придававших местности бурый, осенний колорит. По склонам гор были видны многочисленные следы пожаров — ветровалы, сухостойные деревья, обнаженные осыпи.

В одиннадцать часов дня над берегами еще висели последние клочья рассеянного тумана. Низко, над самой водой, струились прозрачные голубоватые полоски; временами они скрывали подножие гор, и тогда далекие мысы казались слегка приподнятыми над водой.

К этому времени появились очертания противоположного берега озера. Там, над Баргузинским хребтом, длинной ровной полосой уже нависли густые кучевые облака. Над Байкалом небо совершенно очистилось, и только из-за Байкальского хребта иногда появлялись небольшие облачка кремового цвета.

На озере стоял полный штиль. Такой же покой был и у нас на душе. Кончились долгие сборы и связанные с ними неизбежные волнения; мы плыли к заветной цели, о которой мечтали уже давно, плыли в интересное место — на очарованный берег, где до сих пор удалось побывать только очень немногим и куда только два раза вступала нога орнитолога.

Голоустная… Харгина… Багульдейка… крыши домиков, приютившихся вдоль пологой пади. Еще пятьдесят километров к северу — и сосновые леса уступают место горной степи. Невдалеке от мыса Крестового исчезают последние островки сосновых лесов.

Берега кажутся совершенно безжизненными. За день пути мы видели всего несколько сизых чаек, двух длинноклювых крохалей и черного коршуна, отлетевшего на шесть километров от ближайшего берега. Когда катер был километрах в семи от берега, на его палубу залетели шмель и несколько мелких серых ручейников.

В шесть часов вечера осталась позади бухта Берхии, за которой снова стали попадаться участки сосновых лесов. Над водой появился вечерний туман. Катер вошел через Ольхонские ворота в Малое Море и бросил якорь в районе Загли.

Севернее острова Ольхон ландшафты изменились: чаще стали встречаться обнаженные щебнистые склоны, в падях росли низкие корявые лиственницы — свидетельство частых и сильных ветров. Остались позади Онгурены, мыс Рытый, и уже было видно то место, где приморский горный хребет плавно переходил в Байкальский.

Горы стали массивнее, их пики острее, в распадках и у вершин с юго-восточной стороны лежало еще много прошлогоднего снега. Здесь начинались наши будущие владения.

Утром 15 июня, простившись с губой Заворотной, где была вторая ночевка, мы продолжили путь на север. Больше уже не встречалось скучных мест. Катер проплывал мимо огромных скал, всюду на берегах стояла глухая, дремучая восточносибирская тайга, и на добрую сотню километров к северу нельзя было рассчитывать встретить ни одного населенного пункта.

Мы все были на борту катера и с интересом наблюдали за берегами, которые теперь не казались безжизненными. Создавалось впечатление, что жизнь там бьет ключом. Я стоял рядом с капитаном, когда услышал громкий голос Велижанина.

— Да не туда, не туда смотрите. Правее, за черной скалой. Два… три… нет, два… четыре, четыре. Да вот они, вот, вот.

Эх вы, слепая команда!

Слепая команда, тесной кучкой сбившаяся на носу катера, увидела наконец то, что давно уже заметил Велижанин в неясном мареве просыпающихся берегов.

В излучине крутой губы по берегу двигалось что-то большое и темное. Это неясное что-то то распадалось на несколько хорошо различимых пятен, то снова становилось единым целым. Велижанин уверял нас, что это были медведи, и очень возмущался, что мы не спешили ему поверить.