В горящем золотом саду

По крайней мере, Лексос так сказал, и вряд ли он обманывал Рею.

– Если мама была святой, почему наши дары от Васы? – неуверенно пробормотала Хризанти. – Разве у нас не должно быть… чего-то еще?

– Нет, – отрезала Реа.

– Бедняжка, – хмыкнул Пирос.

Реа хорошо к нему относилась, но Пирос сильно рисковал, так обращаясь к Хризанти.

– Если святой умирает без ритуала, его дар уходит земле, – продолжала Реа. – У стратагиози тоже есть ритуалы…

Пирос поднял взгляд от сухих веток, из которых собирал костер.

– Кровь и земля. А вы как думали, откуда взялись ваши ритуалы?

Реа затихла. Бесспорно, Хризанти сейчас вспоминала о том, как пальцы Васы, крепкие и мозолистые, втирали в линии на ее ладони сакральную смесь.

Реа стиснула левую руку в кулак, не желая на нее смотреть.

– Когда мама умерла, ее дар вернулся в землю? – спросила Хризанти.

Пирос кивнул, выбивая искру из кремня. Костер загорелся со второй попытки.

– Жаль, с Васой так не получилось, – мрачно заметила Реа. – Он оказал бы нам огромную услугу.

– Ты не хочешь его дар? – спросил Пирос.

Реа подвинулась ближе к огню, который потихоньку разгорался.

– Нет, но сейчас это меня не касается.

Пирос озадаченно склонил голову набок.

– Не уверен, шутишь ты или нет. Я не всегда понимаю тизакский юмор.

Реа нахмурилась.

– О чем ты?

– Черная метка стратагиози… Как вы ее называете?

– Матагиос, – ответила Реа, бледнея.

Лексос убил Васу, поэтому и получил его дар. Да, они близнецы, но он родился первым. Так ведь?

Реа не видела метки на языке Лексоса, когда они ругались в саду. И молитва за упокой не отняла ее жизнь.

«Нет, – подумала Реа, – нет, только не это». Пирос смотрел на нее с жалостью, и девушка начала осознавать, что отец наговорил им куда больше лжи, чем она предполагала.

– Хризанти, – прохрипела Реа, – он на моем языке? Проверь.

Отсвет пламени плясал на лице младшей сестры, озаряя ее ладонь с черной меткой, схожей с той, что была у Реи.

Хризанти кивнула. Реа зажмурилась.

«Смерть принадлежит стратагиози, а значит, – и мне», – догадалась она.

Эпилог Реа

В горах снег лежал и весной. Под его густым слоем расцветали крокусы, но загнивали, не успев полностью распуститься, и несли с собой дурной запах разложения. Солнце светило с новой силой, но не могло разогнать стужу, которую доставляли порывы ветра, колючего и грубого, словно еще зимнего.

Рею не смущал мороз. Она всегда могла согреться у огня возле палатки. Многие страдали от голода, делили рацион на мелкие части, а Реа каждый день угощалась свежей черешней и спала в комфорте, под горой одеял, которые до нее, вероятно, согревали сразу несколько человек.

Нет, она понимала, что это несправедливо, но Реа взяла имя матери, и теперь ее называли Айя Тиспира. Она не пыталась поправлять мятежников и наслаждалась комфортом, пока могла.

Ситуация в Тизакосе еще не улеглась после захвата Стратафомы. Реа пробовала выдвигать разные предложения, заглядывала в палатки повстанцев, делилась идеями, как заставить совет стратагиози разойтись по швам и отвоевать Тизакос. Ведь именно этого добивалась Схорица, а сейчас – после предательства Фальки – люди особенно нуждались в Рее.

Однако минул месяц, а они до сих пор не определились с тем, как разогнать совет, да и разведчики еще не нашли Ницоса, поэтому Реа занималась своими делами. Она думала о Фальке, пыталась нарисовать в воображении ее лицо по описаниям других, собрать мозаику из деталей. Мало кто хорошо помнил черты девушки, еще меньше повстанцев общались с преемницей Тарро лично, однако имя не шло у Реи из головы.

Фалька, тоже дочь стратагиози, пыталась обойти отца и добраться до власти.

Реа много времени проводила у алтаря, позволяя верующим вставать на колени и целовать ее холодные руки. И конечно, она приглядывала за Хризанти, хотя та куда быстрее привыкала к роли сестры святой, чем Реа – к роли Айи Тиспиры.

Сегодня утром ее ждал очередной ритуал благословения, и она оделась в черное платье с мехом, усадила на плечо механическую колибри и пометила лоб кровью. Матагиос, по словам Пироса, был слишком тесно связан со стратагиози, и люди нуждались в ином символе силы Айи Тиспиры.

А сила менялась: хотя тут уже были смешаны жизнь и смерть, рождение нового сезона вслед за гибелью прежнего, но матагиос преобразил дар Реи, сотворив нечто новое.

Пирос сказал, что она и впрямь святая, но Реа гадала, согласилась ли бы с подобным утверждением ее мать.

Алтарь находился на краю лагеря, под нависшим валуном, на круглом участке земли, очищенном от снега. Портрета не было – зачем изображение, когда есть святая во плоти? – но свечи горели постоянно, пропитывая воздух ароматом благовоний.

Сегодня девушку ждали новоприбывшие, с грязными лицами, в дырявых одеждах. Верующие, что пришли издалека ради встречи с Реей. По стране разлетелись слухи о настоящей святой в рядах Схорицы, и с каждым днем к повстанцам присоединялось все больше людей.