В горниле революций и войн: Украина в 1917-1920 гг. историко-историографические эссе

В Киеве во время январского восстания верными Центральной раде оставались Гайдамацкий кош Слободской Украины, отряд вольных казаков, две сотни сечевых стрельцов, небольшие группы казаков из бывших Богдановского, Полуботковського, им. Богуна (Георгиевского) полков, отряд матросов Черноморского флота. Во время решающих событий с Западного фронта прибыл полк им. К. Гордиенко (300 человек).

П. Христюк приводит данные о том, что украинским войскам в январских событиях помогали сотня польских легионеров и небольшие грузинские отряды[442].

Наличие такого ограниченного воинского контингента делало весьма проблематичной дальнейшую судьбу и Центральной рады, и той государственности, которую она представляла. Председатель Генерального секретариата В. Винниченко посвятил выяснению сути этого феномена немало страниц в книге «Возрождение нации» и пришел к неутешительным для себя выводам: «Это была война влияний. Ни большевики, ни мы не имели регулярного, дисциплинированного войска, которым мог распорядиться управляющий центр, несмотря на то, что и как себе там думало и чувствовало то войско.

Наше влияние было меньшим. Оно было уже настолько малым, что мы с большим трудом могли собирать кое-какие небольшие более-менее дисциплинированные части и направлять их против большевиков. Большевики, правда, тоже не имели больших дисциплинированных частей, но их преимущество заключалось в том, что все наши широкие солдатские массы не оказывали им никакого сопротивления или даже переходили на их сторону, что почти все рабочие каждого города становились за них; что в селах сельская беднота явно была большевистская; что, словом, огромное большинство самого украинского населения было против нас.

Единственной активной милитарной нашей силой была интеллигентная молодежь и часть национально-сознательного рабочего класса, который горячо отстаивал украинскую государственность, понимая вслед за нами ту государственность так же, как и мы ее понимали…

Я к тому времени уже не верил в особую приверженность народа к Центральной Раде. Но я никогда не думал, что могла быть в нем такая ненависть. Особенно среди солдат. И особенно среди тех, которые не могли даже говорить по-русски, а только по-украински, которые, значит, были не латышами и не русскими, а своими, украинскими. С каким пренебрежением, злостью, с каким мстительным глумлением они говорили о Центральной Раде, генеральных секретарях, об их политике»[443].

Думается, что цитирование произведения Винниченко в данном случае вовсе не чрезмерно. Он как яркая, талантливая личность, к тому же, очевидно, обладал и талантом предвидения. И вроде бы специально для потомков, которые будут спекулировать на субъективном толковании событий тех непростых дней, отмечал: «Когда анализируешь теперь все события, которые тем бурным, болезненным вихрем проносились через историю украинского возрождения, то прежде всего задаешь себе вопрос: как же случилось, что те массы, которые так горячо, так преданно поддерживали и защищали украинскую власть, которые так горели национальным чувством и проявляли такую мощь национального самосознания, как же так случилось, что они вдруг отвернулись от нас, оставили и даже восстали против своей власти?

Мы тогда, когда приверженность масс к нам угасала и умирала, объясняли это большевизмом. Большевики, мол, сдеморализировали солдатские массы, сагитировали их, оболгали украинскую власть перед ними, разожгли своей демагогией их темные инстинкты, повлекли за собой бессовестными, безоглядными обещаниями всяческих невыполнимых благ, – вот массы и пошли за ними. А мы, мол, честно вели себя, мы не обещали невозможного, мы заботились об организации жизни, покоя, порядка, мы не хотели разрушать хозяйственных сил страны, мы призывали массы к дисциплине духа, к работе, а это деморализованным массам не нравилось, и они из-за того отвернулись от нас.

Так мы тогда разъяснили ситуацию. Так, видимо, будут разъяснять ее украинские историки. Но такое разъяснение будет либо неискренним, либо наивным, как и наше.

Так разъяснялось и будет разъясняться особенно еще и для того, чтобы оправдать наши массы, чтобы доказать, что они таки имели национальное сознание, что их только взбаламутили враги украинства, и потому они так ошиблись в то время.

Так же враги украинского возрождения будут ссылаться на этот момент и доказывать, что никакого национального сознания у масс не было, ибо они же сами восстали против украинской власти.

И то и другое объяснения – не верны. Вся причина в том, что украинская власть, руководящая, партийная украинская демократия разошлась со своими массами, что она была социально непоследовательной, нерешительной, невыразительной и не социалистичной»[444].