Однажды у берегов Африки выкинули буй с телеантенной. Судьбоносный момент для всего человечества: прибытие Генерального секретаря ЦК КПСС, генералиссимуса Леонида Ильича Брежнева в Лгону, столицу недавно освобожденного африканского государства. Смотрим на экран. Спускается наш Ильич с трапа самолета, даже изображение от испуга слегка трепещет. Белозубо улыбаясь, его встречает теперешний правитель, известный людоед-демократ. Наш Мбахву, свергнутый царь, сидя с нами в лодке, изрыгает хулу перед экраном на древнем языке.
Потом изображение исчезает. Следующий кадр — колонна черных лимузинов, в первом — людоед, во втором — наш Ильич, стоя, вяло машет рукой. Черные лица по обочинам... поворот. И тут — колоссальный ляп местного оператора: мы видим внутренность машины, и под Самим, раскорячась, стоит на карачках наш Геныч, подпирая его зад лысой головой, с трудом удерживает на крутом повороте!
— Геныч! Геныч наш! — заорали.
С Лениным в башке и Брежневым на голове!
Убыл наш вождь и учитель из Африки, но нам почему-то было велено стоять.
Потом поняли, почему!
Завывание сирены, мигание синей лампочки; сваливаешься с койки и — ногами вперед из отсека в отсек!
Врубаешь пульт:
— К связи готов!
Сколько готовым быть — неизвестно. Из-за щита вытягивается колода карт — я, Ромка, старшина системы Загорулько. И вот — первое счастье за много лет:
— Мизер!
Ромка подскакивает, как ужаленный.
— Не может быть!
Прячу карты на груди, тут снова мигание.
— Пожарная тревога!
В отчаянии бросаю карты, натягиваю из ранца ИДА — индивидуальный дыхательный аппарат. Снова хватаю карты — все семерки заменены девятками! Обвал! Поднимается дым, заволакивает, хватаю за грудки Ромку — он за стеклами честно таращит глаза! Ну, падла!
Невпротык учебная эта тревога — первое счастье за столько лет поломали!
«Покинуть лодку!»
Да, суровые условия их жизни испытывают они на нас! Нацепляешь всю амуницию — и в торпедный аппарат. В пятки тебе дышит Ромка. Задраивают сзади: нормальная жизнь, прощай, если то было нормальной жизнью! Резину обжимает вода. Выравнивают давление с забортным... вылезаешь на приступочку, в свете прожектора клубится грязь. Выпускаешь вверх на буе шкентель с мусингами, трос с узелками, и аккуратными прыжочками, как паучок. Сорвешься — «об верх разобьешься», как говорят моряки, — азот в крови закипит, сосуды порвутся. Не зря старых подводников, кто не раз через трубу выходил, по щекам ошибочно за пьяниц принимают! Дорога жизни уходит вверх, от узелка к узелку, у каждого — выжди, терпи!
Отчаяние нарастает... Да нет — навряд ли учебная, вряд ли такое готовят они себе... так «руководить» они вряд ли захотят! Боевая это тревога!
Буй относит прибоем, плыву уже над кораллами — белыми елочками с качающейся солнечной сеткой. И — стаи рыб: белых с отпечатками на спине двух розовых пальцев... Рыба Христа! Желтые, в черных жилетках. Огромные, темно-зеленые, на изгибе вдруг слепящие красным. Висит целая бездна радужных «клякс» — дернувшись, как по команде, исчезли! Почти прозрачная рыба-шнурок висит неподвижно, тараща глазки. Золотая солнечная сеть уже под пузом. Я сипло хохочу в трубку. И — встаю, сливая с себя лазурную воду. В обе стороны уходит сияющий пляж: розовые раковины, роскошно-развратно вывернутые. Раньше такие видел лишь на «осназовских» кораблях, под разными «шляпами» — геология, гидрография, экология, — «приколотых» в нужных точках мирового океана. Набираю раковины в руки, бросаю, набираю более роскошные. Рядом выползает с плеском чудовище, стягивает с лица резину... Ромка! Стоим, тяжко мотая головами: ну!..
Переползаем через шуршащую розовую гору — и дружный мат вырывается из наших грудей: оказывается, все-таки учебная тревога! Вдаль уходят волнистые холмы, из них торчат растения, похожие на огромную репу, и среди них — скромно — то, что больше всего нам нужно сейчас: вагончик связи.
Да-а! Не удалось Артему устроить своего брата в депо!
В данном ракурсе эта фраза логического смысла не имеет и означает лишь ликование!
Последний оплот
Однако через месяц жизни там ликование как-то исчезло. Смотришь в пыльное оконце вагончика: глиняные хибары уходят улицей вверх, к монастырю и дворцу. Когда-то монастырь был, христианский, остался даже колокол, привезенный из Новгорода. А теперь — казарма.
Последний оплот социализма! И самый прочный в этом меняющемся мире. Потому как здесь навсегда решена главная проблема социализма — еда! С помощью людоедства. Правда, сейчас это решалось исключительно цивилизованно: одни племена пожирали другие, своих же — никогда! Именно на этом Леонид Ильич Брежнев и настаивал во время своего последнего визита: чтобы только пленных! А то мировая общественность косо уже смотрела на этот оплот, а Леонид Ильич полюбил уже мировую общественность и слушал ее.