В городе Ю (Рассказы и повести)

Радостные восклицания, хохот, плоские фляжки в руках... Путешествие началось. Один грузин (или абхазец, или грек? В этом еще предстояло разобраться) отстегнул сетку, закрывающую пустой бассейн, и прыгнул туда, и стал изображать, что он купается. Всеобщее оживление, аплодисменты!.. Отличное начало!

Тем временем берег скрывался в дымке, солнце вопреки уверенности моего друга в лучшем так и не появлялось. Все спускались в салон. Продолжились объятия, поцелуи - все почти оказались знакомы, может быть, не так уж глубоко... но хорошим тоном, как я уловил, считалось уж лучше расцеловаться лишний раз с незнакомым, чем кого-то обидеть. Для поцелуев и плывем!

Я тоже наметил одного: вот этого финна я, точно, знаю! И он раскинул объятия. Тут палубу накренило крутой волной - он помчался ко мне, но неожиданно промчался мимо и впился поцелуем совсем в другого! Да, не все так однозначно... Поэтому и плывем!

Уже довольно четко обозначились главные проблемы: грузины и абхазы летели с нами вместе, но здесь, в салоне, сидели подчеркнуто отдельно. Проблема! Для этого и плывем. Правда, каждые по отдельности вели себя мило - оживленно переговаривались, смеялись, веселили своих дам, - всячески показывая, что они-то как раз нормальные, дело не в них... И темные курды пока еще держались отдельно от русых шведов, хотя и жили на одной территории... Для этого и плывем!

Но главное, честно говоря, расстройство - это полная изолированность наших. На грузин и абхазов хотя бы все смотрят, а на нас - ноль. И как вошли мы сюда, так и держимся настороженной стайкой - и никто к нам не стремится. Увы! Все как-то притерлись уже, а мы отдельно, стоим, как гордые глыбы, и нас не видят. Ведь не пустое же мы место, ведь каждый сделал кое-что - с десяток книг... Но все сугубо наше, свое... Неконвертиру-е-мое!

Стеклянные стены уже сделались темными. Качало все круче. Ленч плавно перетек в "капитанский коктейль", но то один, то другой из пассажиров вдруг посреди речи озадаченно замолкал, прислушивался.

- Однако! Как сильно раскачивает! Все нормально?

Я пошел было в каюту, но коридор мой поднялся передо мной, на меня налетел толстый эстонец, стриженный ежиком, пробормотал:

- Там ужасноват-то!

И мы вернулись.

В толпе у бара я заметил знакомую по имени Хелена: однажды на книжной ярмарке мы сплясали, с ней быстрый танец. Но сейчас я лишь приветливо пошевелил пальчиками и промчался мимо... Знаю себя: истратишь всю валюту в первый же день!.. Обождем! Рано еще! Побережем силы для финиша...

Все понемножку задремывали в салоне. Залезать при такой волне в свои узкие гробики никому не хотелось...

Тусклый рассвет... и лупит сплошной дождь!

- Пошли. - Друг растолкал меня. Мы надели куртки и вышли.

Слева за пеленой дождя из наклонного берега торчал целый лес минаретов.

- Турция?

- Стамбул!

Дождь аж отпрыгивал от палубы. Однако внизу, прямо под нами, раскачивались на изогнутых фелюгах рыбаки, время от времени вытаскивая гирлянды серебристых рыбок. Да, тут сурово, как и везде!

Берега с обеих сторон сходились. Плоскими ступнями поднимались по склонам крыши, припадая к мечетям с круглыми приплюснутыми куполами. По бокам торчали минареты. Качка на время прошла, все стояли на воздухе.

- Это Айя-София?

- Нет. Айя-София отсюда не видна.

- Почему это?

Мы уворачивали от Стамбула вправо.

- Гляди!

Высоко в сером небе тянулась черная нитка птиц - она надувалась ветром, как парус, потом порвалась.

- Гляди - еще!

Вторая нитка... третья... четвертая... Как высоко! Куда это они?

Мы прошли под высокими, натянутыми в небе мостами - один, потом второй... берега расходились. Плоские домики на склонах становились все мельче.

Все стали собираться у рубки. Там сейчас стоял сам капитан, и рядом с ним главный из нас - Урман, организатор круиза. Обычно хохочущий, как бы легкомысленный, сейчас он был хмур, неподвижен... иногда они о чем-то переговаривались с капитаном.

Чем дальше мы шли, тем больше было по бокам кораблей, стоящих на якоре.

- Черное море штормит... Но решили идти! - передавалось друг другу.

Берега удалялись. Все сильнее раскачиваясь, мы выходили в шторм.

Обгоняя нас, в море выходил длинный серый сухогруз, раскачиваясь все больше, пролетая сквозь брызги.

- Наш! "Волго-Балт"! - вдруг раздался крик. Мы кинулись на тот борт.

- Наш! - воскликнул украинец, стоящий рядом, радостно переглянувшись со мной, забыв на это время о проблемах круиза.

Все мы стояли вдоль борта - и украинцы, и белорусы, и эстонцы - и со слезами смотрели, как наш сухогруз, единственный, кто вышел в море с нами, ныряет в волнах!

Тут нечего было обсуждать... Любим мы Родину, любим все!

Потом мы разошлись.

А это что за хмурый город встает из тяжелого тумана?

... Одесса! Господи, Одесса!

Впервые как иностранцы вплываем в нее!

Хмурые улицы, мрачная толпа... Господи! Одесса!

Мы высадились из автобусов у Дюка, у знаменитой лестницы, спускающейся к морю.