- Спрячься за лобовое стекло, пригнись! - сказал я Даше.
Даша спряталась за лобовое стекло, пригнулась, гулко кашляла там.
Широко дула низовка - ветер против течения, поднимающий самую сердитую волну. Как мы ни прятались за лобовое стекло, быстро промокли насквозь.
Вечером у Даши было 38,6. Майя, как лечащий врач, напоила ее чаем, дала аспирину. Даша валялась в палатке три дня - раскладывала засушенные ею листья, что-то писала в своих тетрадях. Под разными предлогами я то и дело заходил к ней.
- Ну как там погода? - садясь в постели, спрашивала она.
Потом мы носили ей еду, потом вытягивали из-под нее простыню, стряхивали на ветру песок и колючие крошки, потом, взмахнув, снова стелили. Даша в это время стояла, держась рукою за стену палатки. И главное, за все дни, пока она болела, никто из ребят ни разу к ней даже не заглянул. Понятно, другой возраст, другие интересы, но все же?
Только поздно вечером, когда все уже засыпали, мы с женой могли спокойно попить чаю.
Да-а-а... Ну и жизнь!
На пятый день объявилась новая напасть - егерь!
Сначала он с диким треском промчался вдоль всего берега на моторке, потом с оглушительным тарахтением нависал над палатками на вертолете, потом вдруг явился пешком, неожиданно молодой и стеснительный.
- Это... устарело уже, ваше разрешение, - краснея, бормотал он, крутя в огромной своей руке нашу бумажку.
- Бутылку ему надо было, вот чего! - зло сказал Юра, когда егерь ушел.
- Ну да? - удивился я. - Мне показалось, что он такой...
Юра только махнул рукой.
- Что, уезжать велят? - высовываясь из палатки, спросила Даша.
На следующее утро все мы проснулись от нарастающего грохота. С треском ломая кусты, выехал высокий колесный трактор. Сзади него волочился изогнувшийся петлями толстый трос. Трос отнесло песком в сторону. Прыгая и извиваясь, как удав, он задел и свалил столик для зубных щеток, врытый возле берега, потом свалил, зацепив, палку, на которой вялилась рыба, потом выдернул угловой кирпич из печки, и печка завалилась. Трактор с треском въехал в кусты и там неожиданно затих. Егерь слез с трактора, подошел к нам со своим двухлетним белесым пацаном на руках, покачиваясь, неподвижным взглядом смотрел на нас.
- Ты чего это... с тросом? - еле сдерживая бешенство, спросил я.
- Да тут понтоны тягали, - с трудом ворочая языком, проговорил он.
Потом он стал демонстрировать, какие забористые словечки знает его двухлетний сынок. Тесно окружив его, мы счастливо смеялись.
- Ладно... к обеду, может, буду, - проговорил он, возвратился к своему трактору и с треском уехал в лес (называется, егерь!).
Даша собиралась долго и кропотливо - перекладывала гербарий, отдельно упаковывала найденную в лесу засохшую змеиную шкуру.
- В школе же мне все это понадобится! - говорила она.
В какой школе-то? Эх! Еще ничего и не известно - с английской-то школой договоренности нет, вполне может получиться, что весь второй класс она учила английский понапрасну...
Когда мы ждали на автобусной станции, навалилась страшная черная туча, стало темно, подул ветер, и несколько светлых перекати-поле, прихрамывая, выкатилось на площадь.
На вокзале в Саратове творилось что-то невообразимое. Не было ни одного места на полу, где не сидели бы на вещах люди - чаще всего почему-то с плачущими детьми.
- Ну, как же уехать? - прорвался я наконец к дежурной по вокзалу.
- Понятия не имею! - злобно ответила она. - Все дополнительные поезда отменены.
Я не стал ее расспрашивать дальше, по опыту зная, что все так напряжено, что только тронь - прорвутся отчаяние и злоба.
Я вернулся в набитый зал, где ждали меня жена, дочка и песик.
- Ну, как? - спросила меня Даша.
Собрав все остатки энергии, я прорвался через плотную толпу к кассе, ничего не объясняя, только толкаясь, и через два часа, измятый, постаревший, выбрался из этой адской толпы с билетами...
- А с кобелем своим куда лезете? - сказала плотная, похожая на печь проводница, когда мы подошли к вагону.
- А... что?
- Разрешение есть на провоз?
- А где, скажите, пожалуйста, его получать?
- В городе, где ж еще! - ответила она и своим плечом в колючей шинели оттеснила нас от площадки и отвернулась.
Мы возвратились обратно на вокзал.
"Это конец!" - подумал я.
Жена и дочь смотрели на меня... Я вдруг расстегнул чемодан, схватил взвывшего щенка, сунул его в чемодан и защелкнул замки.
- Ты что? - проговорила жена. Губы у нее затряслись...
- Быстрей! - яростно сказал я.
Проводница посмотрела на нас подозрительно, но пропустила. Когда она вошла в купе отбирать билеты, песик, потрясенный и оскорбленный, сидел на полу, а на столике лежала пятерка.
Она плюнула на песика, зло схватила пятерку и, резко, со скрипом задвинув дверь, исчезла.
Поезд качало на стрелках. За окном мелькали деревья.
Да-а-а...
7. Попытка развода
Туго повернулся ключ, едва растворилась дверь. Чувствовалось, что в квартире у нас давно никто не был - тяжелый, застоявшийся запах, повсюду пыль.
Заглянули хотя бы грабители: проветрили бы квартиру, а заодно бы и прибрались.
- Ну, вот мы и дома! - сказал я.