В городе М. Очерки социальной повседневности советской провинции в 40-50-х гг.

Особыми услугами торговли номенклатурные работники пользо­ваться умели. В чрезвычайных ситуациях им нужно было установить связи с работниками учреждений финансовых на основе общего ин­тереса: сохранения и приумножения личных денежных запасов. Со­циальные сети выстраивались с двух концов: от высокопоставленных чиновников партийного, советского, хозяйственного и карательного аппаратов к служащим финансовых учреждений — и в обратном на­правлении. Причем в эти цепочки вовлекались на основе доверитель­ных отношений третьи лица, являющиеся посредниками между дого­варивающимися сторонами, или замещающие, а в некоторых случаях

¹ Ильин - Хмелевскому. 29.12.1947 Г.//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 13. Д. 169. Л. 111-119.

² Гуревич - Пигалеву 30.12.1947//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 13. Д. 169. Л. 108.

³ Там же, Л. 106-109.

103

прикрывающие во время противозаконных операций высокопостав­ленных чиновников разных серьезных ведомств.

Основные события развернулись в сберегательных кассах. Но­менклатурные работники и служащие финансовых учреждений увидели в трехтысячных вкладах реальную возможность спасти денежные накопления от конфискации. Нужно было только, зару­чившись согласием руководства сберкасс, внести на счета деньги задним числом. И такое согласие было получено. Начальник Моло­товского управления сберкасс Панынина даже проявила собствен­ную инициативу, оповестив многочисленных чиновных знакомых о такой возможности. Позднее ее сделали козлом отпущения, обви­нили в том, что именно она сбила с истинного пути заслуженных и солидных мужчин, заставила их совершать антигосударственные действия. Секретарь обкома Кузьма Хмелевский на заседании бюро найдет соответствующую формулировку: «Паныпина — заведую­щая госсберкассой не только сама сделала крупное преступление, но провоцировала целый ряд руководящих работников, ей это было выгодно»¹.

Партийный секретарь, естественно, лицемерил. Стремясь выгоро­дить собственных подчиненных, он представил их несмышлеными и наивными подростками, поддавшимися на уговоры матерой обман­щицы. Может быть, хотел так нейтрализовать воздействие устрашаю­щей прокурорской политической риторики, явно позаимствованной из языка партийных дискуссий двадцатых годов. В «Справке», со­ставленной в городской прокуратуре для обкома ВКП(б) в феврале 1948 г., в адрес нарушителей звучали грозные ноты: «Выражая на­строения наиболее отсталых слоев населения, в сознании которых еще сильны пережитки капитализма, эти лица показали свою поли­тическую неустойчивость, своими действиями подрывали денежную реформу и тем самым наносили ущерб государству»².

В деталях, однако, К. Хмелевский был прав. Действительно, у Паньшиной, кроме сугубо статусных, были материальные основа­ния принимать задним числом вклады от важных лиц и взять в со­

¹ Протокол 2 от 9.04.1948 г. заседания бюро обкома ВКП(б)// ГОПАПО Ф. 105. Оп. 14. Д. 36. Протоколы NN 1-2 заседаний бюро обкома ВКП(б). 6 апреля 1948 г. - 9 апреля 1948 г. - С. 118.

² Справка о фактах грубого нарушения постановления Совета Минист­ров Союза ССР и ЦК ВКП(б) от 14 декабря 1947 г. «О проведении денежной реформы и отмене карточек на продовольственные и промышленные това­ры» учреждениями, предприятиями, организациями и должностными лица­ми» 17.02.1948//ГАПО. Ф. р1365. Оп. 2. Д. 166. Л. 102.

участники высокопоставленных сотрудников МГБ — чтобы обезо­пасить себя в случае расследования. Она и свои деньги принялась спасать после объявления о реформе. «Панынина по Центральной сберегательной кассе оформила на свое имя и на имя сына вклад на сумму 8000 рублей. Она же оформила четыре вклада на себя и сво­его сына в сумме 20 000 рублей по сберкассе № 081 завода «Крас­ный Октябрь»¹.

На позднейших допросах в городской прокуратуре работники центральной сберкассы рассказали, что делалось в операционном зале Центральной сберегательной кассы № 22 г. Молотова поздним вечером 14 декабря. Процитируем показания главного бухгалтера Дмитрия Федоровича Быкова, молодого человека 25 лет с восьми­классным образованием: