В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта

Ее муж, находившийся в тот момент на расстоянии всего нескольких миль, за проливом, из-за своих роялистских симпатий попал в беду. В 1794 году против него выдвинули обвинение в содействии некой маркизе, участвовавшей в подготовке заговора против республики. Де Фейид попался на даче взятки; к несчастью, Комитет общественного спасения обнаружил в кармане графских панталон расписку в получении денег. Его с Элизой французский дом и владения передали под опеку чернокожей служанки, гражданки Розы Клариссы, и экономки, гражданки Жубер.

До Остинов дошли слухи, что «граф», до революции кичившийся своим титулом, предпринял последнюю отчаянную попытку избежать гильотины. Он представился лакеем, который убил и занял место настоящего графа. Несмотря на это, 22 февраля 1794 года (в четвертый день ненастного месяца вантоза[21] по новому республиканскому календарю) де Фейида казнили. Его заявление, что он не был графом, чрезвычайно затруднило овдовевшей Элизе задачу восстановить свои права на его имения. Вся эта история выглядит страшно запутанной, хотя и весьма романтичной.

В 1798 году Британия вступила в новую коалицию против Наполеона. Мистер Остин отправился на собрание в Бейзингстокской ратуше обсуждать Закон о защите королевства, призванный подготовить страну к сражению. По всей стране людей опрашивали, хотят ли они служить в армии. Подразумевались ответы «да» или «нет», но кое-кто выражался более красочно, например: «У меня этот Бонипарт попляшет» и «Я лягушатникам ноги-то обломаю». Опросы показали, что Стивентон способен составить свою «папашину армию»[22] из тридцати девяти трудоспособных мужчин в возрасте от пятнадцати до шестидесяти лет. У них не было никакого серьезного оружия – ни сабель, ни револьверов, ни копий, – а их «наличный арсенал» состоял из шестнадцати топоров, двенадцати заступов и четырех лопат.

Даже в начале нового века обитатели Хэмпшира все еще верили, что в любой миг возможно вторжение. «Прошлым вечером нас испугал вид огромного зарева, – писала подруга Джейн мадам Лефрой. – Я боялась, что это какой-то сигнал, оповещающий о приближении врага, и легла спать с пренеприятным чувством». На самом деле горела бейзингстокская солодовня. Мадам Лефрой не знала, чего опасаться больше – того, что французы приплывут на лодках, или того, что они прилетят на воздушных шарах. В Британской библиотеке сохранился рисунок диковинного «французского плота для завоевания Англии», несущего на себе крепость с зубчатыми стенами и толкаемого вперед гребными колесами, приводимыми в движение ветряками.

Между тем Элиза осталась сиротой и одинокой матерью ребенка-инвалида. Но она не стала поступать с сыном так, как поступили Остины с братом Джейн Джорджем. Его, как мы помним, препоручили заботам чужих людей. Для Элизы это было неприемлемо. Она держала малыша при себе и пыталась «вылечить» от припадков. Гастингса никуда не отсылали.

Элиза явно нуждалась в поддержке, в супруге, который разделил бы с ней бремя ухода за сыном. В тридцать четыре года она все еще была «исключительно хороша собой», и есть свидетельства, что «во время короткого вдовства она кокетничала со всеми своими стивентонскими кузенами». В прежние беззаботные дни рождественских празднеств она предпочитала Генри, но теперь ситуация изменилась. Джеймс Остин, стихи которого когда-то декламировала в спектаклях Элиза, нуждался в спутнице жизни. За прошедшие годы он успел жениться и потерять жену, оставившую ему малолетнюю дочь. Джеймс стал викарием, жил в динском пасторате и управлял вторым приходом мистера Остина. Союз с Элизой всем представлялся в высшей степени разумным. Но Джеймс повел себя довольно-таки бесцеремонно, «выбирая между прекрасной Элизой» и подругой Джейн мисс Мэри Ллойд. В отличие от изящной Элизы толстощекая Мэри Ллойд красотой не блистала: ее лицо было «изрыто оспой». Все историки семейства Остин указывают на то, что Мэри к тому же обладала вздорным характером, но мы вправе в этом усомниться: не исключено, что ими двигало глубокое убеждение в том, что внешний облик человека всегда соответствует его внутреннему содержанию. Обезображенное лицо подразумевало испорченный нрав.

В результате Джеймс все-таки предпочел домашнюю, практичную Мэри. Сама Мэри, кстати, до гробовой доски не могла простить мужу его колебаний. Когда Джеймс и Мэри наконец соединились, Элизе пришлось покинуть Стивентон. Женщины «не ладили»; вернее сказать, Мэри отказалась терпеть в доме Элизу. Невестка Джейн Мэри Остин, урожденная Ллойд, «не любила и порицала» Элизу. Сила Мэри заключалась в надежности и бережливости. Они были полными противоположностями – ветреная Элиза и Мэри, бдительно надзиравшая за хозяйством и не упускавшая случая «отругать близких за расточительство».

Впрочем, опасения Джейн лишиться из-за решения брата общества очаровательной «французской» кузины, принесшей Остинам столько беспокойств, не оправдались. Предприимчивая Элиза нашла другую возможность проникнуть в их семейство.

8 Роман Кассандры