В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта

Еще один любопытный факт: с портом Лайм связывала настолько крутая дорога, что вплоть до 1759 года она считалась непроезжей для экипажей. Все грузы с кораблей и на корабли доставляли на вьючных лошадях.

За церковным кладбищем в Аплайме — ближайшем поселении, расположенном чуть дальше от моря, — ухаживал служитель по фамилии Блэкмор (Blackmore). На самом деле его фамилия происходила от слова blackamoor (негр, арап), и он был галерным рабом, некогда спасенным корсарами в Марокко. Во время Наполеоновских войн из Лайма отправлялись корабли, доставлявшие припасы британским гарнизонам на нормандских островах Гернси, Джерси и Олдерни.

Именно здесь, в Лайме, решил в 1685 году высадиться герцог Монмут — незаконный сын Карла II, затеявший бунт против Иакова II. Жители Лайма горячо поддерживали его обреченное дело, и все лаймские дети знали песенку, которую он якобы сочинил:

Лайм не больше деревушки,
Но меня он манит.
Коль судьба мне даст корону,
Городом он станет.

Однако бунтаря-герцога и его подвиги затмил небольшой случай, который произошел во время отдыха Джейн Остин в Лайме, несколько позже описанный ею в "Доводах рассудка". Лорд Теннисон, вдохновившись романом, даже подумывал переселиться в Лайм-Риджис, куда приехал впервые. Когда он осматривал окрестности, его уговаривали сходить на место высадки Монмута, но он отказался. "Немедленно отвезите меня на Мыс, — потребовал он. — Я желаю увидеть ступеньки, с которых упала Луиза Масгроув". Теннисон заявлял, что персонажи, созданные Джейн Остин, "для него более живые и настоящие, чем Монмут и его сторонники".

И Джейн, и Фрэнсис Берни сразу же полюбили окрестности Лайма. "Дорога, по которой мы путешествовали, являет собой прекраснейшее зрелище, — восторгалась Берни. — Холмы, полагаю, самые высокие на всем Юге, они вздымаются самым величественным образом… Правда, в экипаже через все это очарование не проедешь. Мы вышли и двинулись по холмам пешком, пока от усталости больше не могли ступить ни шагу".

Во время одной из прогулок Кассандра завершила свой знаменитый акварельный набросок портрета знаменитой сестры. На этом рисунке Джейн видна сзади (вероятно, она глядит на море), "сидя на природе, в жаркий день, с незавязанными лентами чепца". Судя по всему, они добрались до одного из пустынных пляжей, которые в ту пору частенько использовались контрабандистами.

Наслаждение от красот природы, явно читающееся в позе Джейн, укрепляло не только физическое, но и душевное здоровье современников Георгианской эпохи. Берни, говоря о путешествии в Лайм, признавалась: "оно далеко унесло меня не только от света, но и от себя самой, так что теперь я совершенно погружена в удовольствия, чудеса и очарования живительной Природы". Хэрриэтт Уилсон тоже считала, что Лайм действует на нее благотворно: "Мне открылся столь великолепный вид на океан, что я почти десять минут стояла не в силах шевельнуться… Увы, я не умею описывать пейзажи, как миссис Радклиф! Не знаю, какие слова пришлись бы тут к месту, но я чувствую красоту и наслаждаюсь ею".

Берни решила, что путешествие в Лайм — это "прикосновение к чему-то изысканному (sublime)" — "sub-Lyme", как скаламбурил карикатурист Джордж Крукшанк. На одной из его пикантных картинок лаймские купальщицы бродят в воде обнаженными (чего в реальности, скорее всего, никогда не было).

На самом деле карикатура Крукшанка высмеивала вышедший незадолго до того трактат Эдмунда Берка об эстетике пейзажа. Берк заявлял, что прекрасный ландшафт напоминает очертания женского тела. "Поглядите на ту часть прекрасной женщины, — пишет он, — где она, вероятно, наиболее прекрасна: в области шеи и груди. Эта гладкость, эта мягкость, эти плавные, гармоничные всхолмия… Очарованный взор блуждает, не зная, на чем задержаться, влекомый неведомым притяжением". Крукшанк проиллюстрировал фантазии Берка буквально, показав их пошлую нелепость. Крайним справа изображен похотливый господин с телескопом, разглядывающий нагих купальщиц: мы догадываемся, что это сам Берк — извращенец, прикрывающий философическими рассуждениями свое нездоровое любопытство. Карикатура служит еще одним подтверждением того, что для георгианцев море и секс были тесно связаны.

К 1804 году Лайм успел обзавестись всеми необходимыми атрибутами морского курорта, усилившими его очарование. "Своего рода Брайтон в миниатюре, — описывал его один приезжий. — Кругом шум и сутолока, залы собраний, катание на ослах, лотереи, etc. etc.".