В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта

Восточная часть Грин-парк-Билдингс, где когда-то жила Джейн, была разрушена бомбардировками во время Второй мировой войны, но ее западный близнец сохранился. Квартал выглядит достаточно пестро: строительство здесь вели урывками, по мере того как владельцы получали необходимый капитал. Зато все дома отличаются солидными габаритами. Джейн рассказывает о доме, похожем на тот, в котором жила она: со "столовой весьма удобных размеров" и "апартаментами над гостиной, которые особенно пришлись мне по душе, ибо они разделяются на два помещения; меньшее из них — очень удачного размера туалетная, где при случае можно поставить кровать". Существовала лишь одна проблема — сырость, но, вероятно, с этим недостатком следовало смириться, задешево нанимая такой большой дом.

Итак, семья снова переехала. Мистер Остин, которому перевалило за семьдесят, продолжал оставаться заметной фигурой в батском обществе: "В свои преклонные годы он сохранил привлекательность". Волосы у него побелели очень рано, но "они были прекрасные: блестящие, с коротенькими завитками над ушами". Ранняя седина, как и цвет глаз, зависит от генетических факторов, но белизна шевелюры мистера Остина (такие волосы "могли бы принадлежать мужчине гораздо более почтенных лет") заставляет предположить, что в его рационе не хватало витамина B₁₂. Действительно, прядь его волос, которая сегодня хранится в доме-музее Джейн Остин (завернутая в бумажку, надписанную рукой его знаменитой дочери), поражает белизной. Из-за артрита мистер Остин теперь передвигался медленно, шаркая по тротуарам Бата и постукивая тростью. Чарльз Паулетт, хэмпширский сосед, который однажды попытался поцеловать Джейн, сочинил стишок о престарелом священнике, почти наверняка имея в виду мистера Остина. Там были такие строки: "Гляди — едва-едва наш пастор ковыляет, / О десятине он уж, знать, не помышляет".

Между тем лицо миссис Остин с годами усыхало, и на нем все сильнее выделялся ее крючковатый "ведьминский" нос, на кончике которого она носила маленькие очки. Эти очки, вместе с кожаным футляром, передавались в семье Остин из поколения в поколение. Сегодня оба предмета можно увидеть в музее города Лайм-Риджис.

Джейн продолжала выражать раздражение, когда речь заходила о "воображаемом" нездоровье матери. Но, по словам внука миссис Остин, относившегося к ней более сочувственно, миссис Остин недомогала всю жизнь, и ее страдания стали частью семейной истории. "В последние годы своей жизни, — пишет он, — она мучилась от постоянных болей". Вместе с тем он вспоминает и "свойственную ей веселость. Однажды она заметила мне: "Ах, мой милый, однажды ты найдешь меня там же, где меня оставил, — на этом диване. Иногда я думаю, что Господь Всемогущий позабыл обо мне, но дерзну сказать, что Он явится за мной, когда сочтет нужным"".

Но пока Господь за ней не торопился, и после переселения на Грин-парк-Билдингс заболела не она, а мистер Остин. Его мучили лихорадка и приступы слабости. Начавшиеся осенние дожди мало способствовали его выздоровлению — в доме и без того было сыро.

Приходили скверные новости. 16 декабря 1804 года, в день рождения Джейн, случилось ужасное несчастье — к сожалению, не такое уж редкое в жизни сельской георгианской глубинки. Мадам Лефрой, давняя хэмпширская подруга Джейн, которой наша героиня всегда восхищалась, верхом отправилась в город — "по своим делам". Там она столкнулась с Джеймсом Остином и пожаловалась ему на свою "преглупую" лошадь. Затем они расстались. На обратном пути лошадь внезапно понесла. Слуга миссис Лефрой попытался ухватить ее за уздечку, но "промахнулся, и животное помчалось еще быстрее". Потрясенный слуга не мог точно объяснить, что стряслось: он видел лишь, что "миссис Лефрой вылетела из седла, упала на каменистую землю и сильно ударилась". Через несколько часов она скончалась. Ей было всего сорок пять лет.

День рождения Джейн был омрачен гибелью подруги — по сути, ее второй матери. Все последующие годы она с грустью размышляла над этим совпадением. "Вот снова день, когда явилась я на свет, — пишет она в одном из стихотворений. — И чувства смешанные вновь в моей душе!" И далее: "Увы, все кануло. Не встретиться нам больше". Смерть друга — важный шаг на пути к настоящему взрослению. По крайней мере, христианка Джейн питала надежду, что вновь увидит мадам Лефрой в раю: стихотворение проникнуто мыслью, что ее наставница обрела новую жизнь в загробном мире. Сегодня о мадам Лефрой вспоминают лишь в связи с Джейн.