Однако нет никаких сомнений, что Джейн страдала — не в последнюю очередь из-за того, что с ней не сочли нужным предварительно посоветоваться. Решение приняли в тот момент, когда и Джейн, и Кассандры не было дома (притом, что сестры редко отсутствовали одновременно). Более того, запланированное время переезда не позволило Кассандре вернуться в Стивентон, так что ее личные вещи укладывали без нее. Сестры обменивались встревоженными письмами, и Джейн извинялась: "Кажется, в последнее время я совсем завалила тебя своими чересчур частыми посланиями".
Возможно, на отцовском решении сказались факторы, которые считалось неподобающим обсуждать с "девочками": по-видимому, именно этим и объясняется то, что с Джейн и Кассандрой не посоветовались. Главный фактор: младшей дочери было уже двадцать пять, старшей — двадцать восемь. Они уже перезнакомились со всеми приличными молодыми людьми Хэмпшира. Их безуспешно демонстрировали всем знакомым родственников. "Девочкам" требовалось срочно найти мужей.
Неприятная тетушка по имени Джейн Ли-Перро, в свою очередь, по-своему объясняла намерения семьи покинуть Стивентон: по ее мнению, этот переезд не был связан с заботой о здоровье мистера и миссис Остин. Как она полагала, мистер и миссис Остин "осознали растущую привязанность между Уильямом Дигвидом и Джейн". Мистер Дигвид был соседом Остинов и жил в особняке, расположенном на той же улице, что и стивентонский пасторат. 23 января Джейн пригласили на ужин в Дин, и такое же приглашение получил Уильям Дигвид. Из-за неожиданного снегопада они вынуждены были возвращаться домой в наемной карете. Возможно, в этом тряском экипаже, пробиравшемся сквозь сугробы, он сделал ей предложение, которое было отвергнуто: так же поступает мистер Элтон в "Эмме". По словам Джейн, "к счастью, потом я все же пришла в себя" — словно эта недолгая поездка обернулась тяжким испытанием. Но никто из современников не объясняет, что такого дурного было в мистере Дигвиде как в возможном женихе для Джейн. Он, кстати, так и не женился. Даже много лет спустя некоторые полагали, что "для него ее имя заключает в себе непреодолимое очарование".
Так или иначе, но и Бат перестал быть идеальным местом для охоты на женихов. К началу XIX века курорт начал хиреть. Становясь все менее модным, он делался все гуще населенным особами женского пола, превращаясь в магнит для вдовушек и старых дев. Так, в "Мэнсфилд-парке" женитьба сына вынуждает миссис Рашуот "сняться с места и со своим законным вдовьим имуществом отправиться в Бат". К 1841 году здесь на 10 767 незамужних женщин приходилось лишь 4 057 холостяков.
Похоже, Джейн не стала стесняться и обрушилась на родителей с горячими упреками, негодуя, что они уступили родной дом ее брату Джеймсу. Мы можем легко вообразить себе эти разговоры, в которых родители уверяли Джейн, что это естественно: желания незамужних дочерей должны отступать на второй план, когда речь идет о потребностях старшего сына, особенно обремененного семьей.
Нарушение заведенного порядка жизни в пасторате сказалось не только на Остинах, но и на их прислуге. Мистер Бонд, старый верный слуга мистера Остина, теперь лишился работы — после "самого ужасного" получасового разговора со своим патроном за закрытыми дверями. Он согласился на новую работу исключительно из-за того, что это позволило ему никуда не переезжать. "Теперь ему очень покойно, ибо он не должен переселяться", — пишет Джейн сестре. А поскольку "он питает неестественные чувства", новая работа в тех же местах — как раз то, что ему нужно. Это слова молодой леди, которой недавно сообщили, что для нее "неестественно" так цепляться за свой старый дом.
В письмах Джейн продолжает высказывать горечь по поводу приготовлений к переезду. Сообщая о передаче Джеймсу большинства картин, она заверяет Кассандру: по крайней мере, "твои собственные картины не перестанут тебе принадлежать". Даже верный мистер Бонд оказался владельцем кусочка прежней жизни Джейн — гордым обладателем одного из семейных полотен, висевшего в большой столовой и изображавшего какую-то шведскую баталию.
Джейн с огромным сожалением смотрела, как ее вещи переходят в другие руки. Смерть Мистера Скипси, престарелого коня Джеймса, означала, что гнедую кобылу, жившую при пасторате, отправят в Дин еще до того, как состоится передача самого дома, "и все прочее, полагаю, тоже постепенно, урывками захватят таким же манером".