В гостях у сказки Александра Роу

Вся эта ситуация и легла в основу статьи, которую мы написали для стенгазеты. Никого она особо не взволновала — все же все понимали и присутствовали при этих событиях. Но вот возвращается Завадский. Он читает статью. Он взбешен. Он чувствует, что «пойман с поличным» при совершении неблагоприятного поступка и решает тут же, немедленно избавиться от нас. Секретарша списывает копию с этой статьи, и Завадский идет с ней в Мособлрабис, которым руководил тогда некто Городинский. Завадский выкладывает ему ультиматум: «Либо я, либо авторы этой статьи. Вместе мы существовать не можем». Городинский заверяет сделать все необходимое, чтобы создать Мастеру условия для спокойной работы. Он созывает общее собрание студийцев, произносит разгромную политизированную речь, призывает всех высказываться. Желающих было немного — человека два, жаждущих угодить Завадскому, и кто-то из недавно приглашенных. В заключении собрания Городинский от имени Мособлрабиса выносит решение — Плятта и Кубацкого из театра уволить, из профсоюза исключить и поставить вопрос о лишении паспортов.

На другой день мы были уволены. Это было нужно только Завадскому, больше никому. Мы тут же подали апелляцию в ЦК Рабис и стали думать о том, куда устроиться. Так как мы оставались актерами, нам хотелось работать в театре, и Плятт пошел в студию Рубэна Симонова, а я — в Театр строителей Красного стадиона. Но так как еще в 31-м году мы с Пляттом были приняты в штат Всесоюзного радиокомитета, нас не особо волновало ни наше гражданское положение, ни материальное, потому что мы работали в полную меру и получали нужную зарплату.

Анатолий Львович Кубацкий — солдат Финской войны, 1939 г.

С женой Раисой, 30-е годы

«Отряд Трубачева сражается» дед Михайло

«Дело было в Пенькове» Тоня — Майя Менглет, Глечиков — Анатолий Кубацкий

«Сорока-воровка» Угрюмов

Спектакль «Гамлет» Второй могильщик (Театр имени В. Маяковского)

Фотопроба на главную роль в фильме «Айболит-66»

Кадр из фильма «Убийство на улице Данте»

«Щит и меч» Франц — Анатолий Кубацкий, Вайс — Станислав Любвшин

«Новые похождения Кота в сапогах» Кривелло — Константин Злобин, Унылио — Анатолий Кубацкий

«Королевство кривых зеркал» Йагупоп 77-й

«Марья-искусница» Иванушка — Витя Перевалов,

Солдат — Михаил Кузнецов, Водокрут — Анатолий Кубацкий

«Морозко» Баба-Яга — Георгий Милляр, атаман разбойников — Анатолий Кубацкий

«Вечера на хуторе близ Диканьки» кум Панас

«Варвара-краса, длинная коса» Прасковея — Лидия Королева, Афоня — Анатолий Кубацкий

«Приваловские миллионы» Бельмонтов — Анатолий Кубацкий, Половодов — Владислав Стржельчик

Ветераны Дмитрий Орловский, Анатолий Кубацкий, Даниил Сагал на чествовании в Доме кино, 1999 г.

На съемках фильма «Варвара-краса, длинная коса»

Анатолий Львович КУБАЦКИЙ

Вначале мы были дикторами, но, естественно, принимали участие в разных редакциях — детского вещания, музыкального, красноармейского. Не работали только в последних известиях и гимнастике по утрам.

— Чем же кончилась история с апелляцией?

— А кончилась она тем, что ЦК Рабис нескоро, но все же рассмотрел нашу апелляцию и вынес решение: отменить все, что напридумывали Завадский с Городинским, и вновь поднять вопросы, затронутые в статье. Но ввиду того, что Завадского не было в тот период в Москве, а мы с Пляттом работали в других театрах, все осталось на своих местах.

Вместе с тем Плятт вернулся в студию, помирился с Завадским, а я — нет. И никогда об этом не жалел.

Завадский вообще был человеком неприятным. Вы знаете, что он всегда носил с собой пачку остроотточенных карандашей? Он все время рисовал. Но никогда не рисовал нормальных людей. Он все время рисовал каких-то гномов, карликов, уродов. Вы не найдете в его рисунках ни одного человеческого лица. Почему? Непонятно. Мне недавно рассказали, как однажды Завадский в присутствии Галины Улановой кому-то сказал: «Мои ученики — это Плятт, Марецкая и Мордвинов». И вдруг Уланова говорит: «Как? И это все? Это же так трагично!»

— Нравилось ли вам работать на радио?

— Да. Мы с удовольствием играли в радиопостановках под руководством Осипа Наумовича Абдулова. У нас был такой костяк, на котором держались все его постановки: Плятт, Литвинов, Пирогов, я и кто-то еще. С 1931 по 1993 год я продолжал выходить в эфир, правда, в штате я был десять лет, а одиннадцатый год пришелся на начало войны. Московские театры эвакуировались, и в столице остались кое-какие артисты, по каким-либо причинам не уехавшие. И вот из них и составился новый театр — Театр драмы во главе с Николаем Михайловичем Горчаковым. Играли мы в помещении бывшего театра Корша, а потом это называлось филиалом Художественного театра. После войны наш коллектив стал называться театром Маяковского, и проработал я в нем в общей сложности пятнадцать лет.

— Ваши воспоминания затрагивают такие далекие времена, что пробирает священный трепет. А каково это — ощущать себя «патриархом»? Ветераном сцены, ветераном радио, ветераном кино?