В гостях у сказки Александра Роу

— На этот вопрос мне очень трудно ответить. Если бы я был, скажем, боксером или штангистом, я понимал бы, что раньше я поднимал 500 кг, а сейчас — 5 кг. А в чем выражается жизнь в искусстве? Можно ответить привычно — это чувство вкуса, чувство меры, чувство такта, интеллигентности. Они возникают не сами по себе, а в связи с чем-то. Я, например, удивляюсь, просматривая телепрограммы, телесериалы. Я удивляюсь и не понимаю, что это такое. Что за безвкусица, что за пошлость? Или другой пример — к нам в Дом ветеранов кино привозят новые картины. Просмотрев почти до середины «Время танцора» Абдрашитова и Миндадзе, я громко спросил окружающих: «А в этом фильме что-нибудь человеческое есть?» Он же никуда не годится, и, тем не менее, взял массу наград и премий. Это тоже меня удивляет. Где же у людей представление о том, как можно разумно рассказать друг другу какую-либо историю?

— Анатолий Львович, если продолжать тему ветеранства, нельзя обойти и ту часть вашей биографии, которая связана с войной.

— Да, но только с финской войной. Осенью 1939 года перед своей дверью я встречаю человека в солдатской форме, который вручает мне повестку, явиться тогда-то туда-то с ложкой, вилкой, кружкой и т. д. Сбор около кинотеатра «Космос». Когда я пришел, понял, что обратно уже не отпустят. В карманах у меня лежали документы, деньги, ключи, поэтому я отпросился, сгонял домой, все отдал и попрощался с женой и сыном. Вечером мы уже были на вокзале. Нас погрузили в товарняки и куда-то повезли. В Орле расформировали, обстригли, переодели и погнали по шоссе в Польшу. Вдруг — приказ Ворошилова: остановиться. Постояли, повернули назад. На границе нас надолго задержали. Потом выдали обмундирование и повезли в Финляндию, в северный город Кандалакшу. Финны нас изрядно потрепали. Мы попали в окружение и получили приказ беззвучно отступать к советской границе. Идем. И представьте себе картину: зима, лунная ночь, тишина. Мы молча, без шума и разговоров, идем неизвестно куда. Так как я служил в артиллерийском полку, мы все перевозили на конской тяге. Так что и лошади молча с нами передвигаются. И вот от нашей процессии отстает какая-то часть, и мне начальник штаба приказывает остаться одному в этом незнакомом темном месте и дождаться отставших. А как определить в кромешной темноте, кто наш, а кто не наш? Ситуация была жуткая.

А потом нам выдали лыжи, халаты, водку и вновь повели занимать позиции. Но, слава богу, наступил мир.

— В ту пору вы еще не были известным артистом, не снимались в кино?

— Мой дебют в кино состоялся в 1928 году. Из ныне живущих киноактеров такой цифрой, пожалуй, уже никто не похвастается. Режиссеры Малахов и Верховский предложили сыграть молодого парнишку, сельского жителя, брата героини — Веры Марецкой. Ее кавалера играл Михаил Яншин. Кстати, на съемки в пригород Москвы к нам приезжала молодая жена Яншина — Вероника Полонская, только что вышедшая за него замуж. Фильм назывался «Простые сердца».

Потом был некоторый перерыв, какие-то незначительные эпизоды, и с начала 50-х началась активная работа. Во-первых, по дублированию фильмов, озвучиванию мультфильмов, ну и, конечно, съемки. Большие роли пришли ко мне после фильма «Случай в тайге» режиссеров Победоносцева и Егорова под руководством Герасимова. Там были два охотника — один положительный, а я играл отрицательного, который воровал из чужих капканов соболей. Это был волнительный момент: надо было вытащить соболя и спрятать за пазуху. А они такие прыткие, бойкие, и нужно суметь схватить его за холку, чтобы он не мог обернуться. И все-таки один из них прокусил мне ноготь.

— Самый великолепный ваш отрицательный герой — это генерал Франц из фильма «Щит и меч». Я очень люблю эту роль, прежде всего за то, что она совершенно не похожа на остальные ваши работы. Это не сказочный герой, и не брюзга-старикашка, а умный, страшный противник…

— Но вместе с тем странная вещь: сыграл Франца, сыграл еще пару злодеев, а ребята во дворе кричат: «Вон идет этот вредный тип!» А на самом деле я играл довольно мало отрицательных ролей. Та же «Марья-искусница», скажем. Ну, Водяной, ну кто он такой? Хитрый мужичонка с длинной бородой, душа-на-распашку!

— Это все, наверное, от Роу, сказки которого очень добрые.

— Надо сказать, что Роу никогда мне ничего не подсказывал, как и что играть. Никаких замечаний. Он считал — раз он пригласил артиста, артист сделает свое дело. Он был больше ремесленником, нежели творцом. У него я снимался много и все больше по королевской линии — Йагупоп, король Унылио, царь Водокрут. Или наоборот — замухрышки-мужички, как кум Панас из «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Мы с Милляром снимались у Роу больше всех.