Помню, отец уже давно с нами не жил, и однажды, навещая нас, встретился с Поповой. Искренне обрадовался: «Варвара, дорогая, как ты живешь?» Варвара Александровна засмущалась и выдала: «Да я все по Большому хожу!» Отец застыл на месте и подумал, что Варька совсем рехнулась. Как же мы смеялись.
В нашем доме все называли друг друга именно так: Варька, Машка, Сашка, Ирка… С возрастом у мамы начал развиваться склероз, она стала путать слова. Холодильник называла телевизором. Однажды она убрала в холодильник сахар и решила пожаловаться подруге:
— Варька, ты представляешь, я вчера в телевизор поставила сахарницу!
— Как?
— Вот такая я стала рассеянная.
Варвара встала, обошла телевизор со всех сторон и спросила:
— Машка! А как же ты его открыла?
Они любили рассматривать старые фотографии. У Варвары Александровны не было ни альбомов, ни собственного архива, и она приходила к маме смотреть, что есть у нее. И как-то вдруг обнаружилось, что из маминого альбома пропала фотография Ивана Кудрявцева — первого возлюбленного Варвары. Естественно, подозрение пало на Попову. Стали выяснять отношения, чуть не поругались.
— Варьк, ну признайся! Мне ж не жалко! Ты только скажи, что взяла. Не могла же фотография просто взять и улетучиться!
— Не брала! — отказывалась Варвара. — Честное слово, я здесь не при чем!
Когда мама умерла, Варвара Александровна вошла к ней в комнату, встала на колени и воскликнула: «Машенька, прости! Но фотографию Вани я у тебя, правда, не брала…»
Варвара Попова безумно любила сына. Но ее консервативность в жизни распространялась и на заботу о нем. Варвара Александровна долго не могла смириться с его разводом и привыкнуть к новой снохе. Постоянно звонила Светлане Радченко и интересовалась ее заботами и успехами в Центральном детском театре, где та играла много лет.
«Алеша тоже не мог простить моего ухода, — вспоминает Светлана Ивановна. — При встрече даже переходил на другую сторону. А когда у меня родилась дочь, Варвара Александровна была уверена, что это ребенок от Алексея, а не от второго мужа. Постоянно спрашивала — как Маша? И даже заставила Алешу сходить в школу на какой-то детский праздник, посмотреть на девочку».
Денег у Варвары Александровны не было никогда. Никаких концертов, подработок. Кроме пенсии, только гонорары за съемки и плата от квартирантов. Сколько их сменилось, никто из соседей точно сказать не может. Жил директор Музея Толстого, жил кубинец Мануэль, жили молодые актрисы Вахтанговского театра. Попова очень их любила, но могла и поозоровать. Однажды призналась подругам:
— Очень хочется украсть у моей квартирантки коврик. Так хочется, что спасу нет.
— Зачем тебе ее коврик, Варька? Чего ты выдумываешь?
— Вы не понимаете… Вот придет она домой, хватится — а коврика нет! Интересно же будет понаблюдать за ее реакцией!
У самой Варвары Александровны не было ничего. Если ей что-то дарили, она тут же передаривала это кому-нибудь другому. Чтобы сделать приятное.
«Питалась она тоже оригинально, — рассказывает Светлана Ивановна. — Откроет кран, нальет водички в миску, натрет редьку, картошку, покрошит черный хлеб, посолит, добавит постного масла — и все. Еда ее не интересовала. Зато чистюля была страшная, в ее доме все блестело и сверкало.
Всю жизнь она проходила в платочке. У нее было несколько кофт да юбка. И никаких платьев, никогда. Ни разу в жизни не пользовалась косметикой, не наводила никаких причесок. Может быть, только в молодости. Расчешет волосы на прямой пробор, соберет в пучок, так и ходит».
Вторая жена Алексея, Лариса Ивановна, тоже хранит память о Варваре Поповой. Правда, у нее свой взгляд: «У Варвары Александровны характер был сложный, своенравный. Она не подчинялась никому и всегда все делала по-своему. До конца дней она сохранила здравый ум и светлый юмор. Постоянно смотрела новости, восхищалась Маргарет Тэтчер и утверждала, что наши политики не годятся ей в подметки. Варвара Александровна сходу давала всем точные определения. Когда увидела мою племянницу Наташу, сразу заявила: „Не девка — огонь!“ И это правда».
Последний год жизни стал для Варвары Поповой самым страшным. Она потеряла сына, которому было пятьдесят девять лет. Алексея мучили головные боли, потом заболело сердце, и вновь — голова. Врачи гоняли его на различные процедуры, заставляли приезжать на уколы. А вскрытие показало, что Алексей перенес инфаркт.
И у Варвары Александровны сразу — никого…
Она даже не пошла на похороны. Актриса вообще никогда никого не хоронила, ее ни разу не видели на кладбище. А с потерей сына она тем более не могла смириться, поэтому оставила в своей памяти его облик только живым.