- Прочь отсюда! - со страшным визгом ринулось к Любе белесое облако, распространяя смрад и холод. – Смерть тебе!
Светляк под потолком зашипел словно головешка, попавшая в воду, и потух. Теперь темница освещалась только зловеще рдеющими глазами Кащея, в которых отражалось торжество. Мол, я мучаюсь, но и тебе не жить.
Сообразив, что за безумный полтергейст бузит в узилище, Люба отмахнулась от него словно от назойливой мухи. Взмахнула этак на манер Василисы Прекрасной кое как перебинтованной рукой. Лебеди у нее из рукавов, понятно, не выскочили, но хватило и того, что насквозь промокшая от крови повязка пoпала в поле сбрендившего на почве защиты домового.
Вновь раздался визг. Нечеловеческий, громкий он звучал и звучал, ввинчиваясь в уши и грозя порвать барабанные перепонки. Наконец, на самой высокой, мучительной ноте он стих,и под ноги малость ошалевшей Любаше рухнул рыдающий домовой.
- Дождалися, – размазывая слезы и сопли, жаловался он. - Я знал, я верил, – он словно потерянный пес прижимался к Любиным коленям.
- Орел, - она склонилась к героическому домовичку и, волевым усилием отогнав брезгливость, принялась гладить слипшиеся от многолетней грязи волосы. - Хвалю.
- Да я, я... - захлебывался несчастный.
- Ты сейчас же приведешь себя в порядок, поднимешься наверх и найдешь Ягу, ?спида и Горыныча, все как есть им расскажешь и приведешь сюда. Вернее на порог темницы, - поправилась Люба, не желая давать честному служаке неисполнимых приказаний. Не стоило забывать о заклятой крови.
- Все сделаю, матушка, – истово пообещался домовой, зарябил и пропал, словно не было.
- Уф, - смахнула испарину начинающая повелительница нечисти. – Ну, считай, полдела сделано, - успокоила себя она, запалила новый светляк и подступила к отцу. – Тепеpь твоя очередь.
Тот напpягся, нановo зазвенел цепями.
- Тише, – ласково попросила Люба, снимая бусы.
Ох, сколькo мучились с ними Аспид с Горынычем, сколько ворожили, но все-таки справились, смогли превратить зачарованные баклаги с водой в коралловые бусики.
- … последний дар моей Изоры. Осьмнадцать лет ношу его с собою... Теперь - пора! Заветный дар любви, переходи сегодня в чашу дружбы. (Любаша вспоминает, как Сальери травил беднягу Моцарта и на память цитирует Пушкина)
Едва прозвучали эти слова, как одна из бусин превратилась в корчагу литра на три, наполненную водой вперемешку с кровью. По здравому размышлению спасители решили, что это будет наилучшим выходом. Пусть уж лучше Кащей получает сразу две живительные субстанции и оздоравливается комплексно и постепенно. Так и ему будет лучше,и Любе сподручнее.
Взявши баклагу поудобнее, Люба прикоснулась ее краем к почерневшим иссохшим губам. Как он пил... Жадно, со стоном, рыча, когда приходилось обождать, чтобы сменить фляги. Кащей не пролил ни капли. Поначалу никаких изменений не было заметно, а потом его фигура перестала напоминать обтянутый кожей скелет, обрела объем, оделась мышцами. Глаза... Угольи, горящие в их глубине, потухли, зато на дне заплескался разум. Радость пополам с удивлением, щедро приправленная любопытством и предвкушением была оттенена в них недоверием.
- Кхто ты? - наконец, смог спросить Кащей.
- Люба, – буркнула она, смутившись. Типа, здрассте, я ваша тетя!
- Хочешь злата? - вкрадчиво поинтересовался чародей. - Дам сколько хочешь, только отпусти.
- Злата у меня имеется, - отчиталась Люба. - И Вовчик тоже. Твoи, между прочим, внуки.
- Чего? – икнул Кащей.
- Того самого, папа, – развеселилась она.
- А какой сейчас год? – прикинув что-то в уме, куртуазно поинтересовался арестант.
- Извините, что прерываю вашу cветскую беседу, - рядом с Любой показался Платоша в компании нового знакомца. - Но сейчас не время для разговоров. Короче, атас! Ша на нары! Свистать всех наверх!
- Что?.. – поразился отродясь не видевший таких колоритных домовых Кащей.
- То! - не смутился татуированный негодник. Там Яга нервничает, а это знаете ли... – отец и дочь понятливо кивнули. - Так что поливайте оковы кровью в темпе вальса и шуруйте наверх. И держитесь подальше от торфяных болот. Если, конечно, рассудо? и жизнь дороги вам, - провыл он голосом сэра ?енри Баскервиля.
- Не обращай внимания, пожалуйста, - попросила Люба, снимая с руки повязку. - Нам и правда стоит поторопиться.
Задерживаться не стали. Согласно директивам Платоши шустро окропили свежей кровью удерживающие Кащей кандалы вооружились миниатюрными, но крепкими щипцами...
- Матушка, – испугался давеча расколдовавшийся полтергейст, – неужто ты собстве?ными белыми ручками... Дай-кось мне энти ковырялки непутевые, позволь самому царя-батюшку освободить.
- Держи, - слегка запутавшаяся в матушках-батюшках Любаша протянула домoвому инструмент.
- Они увеличиваются, - подсказал коллеге Платоша. – С боку пумпочку нажми, Кулибин.
- Без сопливых скользко,то есть я, конечно, благодарен, но дело нонеча повернулось таким боком...
- Короче, Склихософский! - под веселые переглядывания отца и дочери гаркнул Платон. Наверху Яга вся на нервы изошла, а ты тут ковыряешься, баклан.