В гостях у сказки, или Дочь Кащея (СИ)

- Тогда... – Берендей вскочил с постели, быстро оделся. – Поможешь Новгoрод отстоять,и я твой. Хоть режь, хоть ешь. Подличать не буду.

- Царское слово - золото, – усмехнулся в усы Горыныч. - И почему я ему не верю? А ты, Кость?

- Руку на отсечение даю, клянусь, - выпрямился Берендей.

- Свидетельствую, - торжественно сказал Горыныч и тут же полюбопытствовал. - А какую руку: десницу или шуйцу?

- Плевать, – отмахнулся Берендей. – Что ты говорил про Моревну?

***

До лесного терема добирались на перекладных, в смысле на перекладных нечистиках. Сначала домовые новгородские путь дорожку Любе с детками открывали и со слезами провожали до берега Волхова, на котором уже поджидали водяные. Стройные русалочки с поклонами устраивали Кащееву дочку в расписной лодочке, запряженной огроменными сомами. Ух и рванули же они,только ветер в ушах свистел, да Платоша шепотом матерился. Боялся, вишь, близняшек разбудить. Оно и правильно, ?ечего зазря глотку драть.

Как бы там ни было, а из города выбрались быстро,и сразу к лесному берегу причалили, а там уж лешие ждут, путь-дорожку отворяют. Расстарались хозяева дубравы, усадили Любашу с малышами и Платошу с Лукерьей в запряженный лосями таратас и погнали во всю прыть. До самой границы с Тридевятым царством довезли и на руки Зверобою передали. Тот, конечно, тоже не сплоховал, притаранил для Любаши аж цельный ковер-самолет. Загрузил всех, сам уселся да как гаркнет шепотом (Злата и Вовчик все никак не проснутся): ‘Домой быстрррра!’

Короче, долетели со всеми удобствами до самого терема, деток по кроваткам разместили и побежали к Горынычу в кабинет. Там у него стационарное блюдо из заморской фарфоры с наливным яблочком в комплекте для наблюдений за окружающей действительностью приспособлено было. ?асселись все вокруг стола, переглянулись и активировали колдовскую приспособу. ? там такое творится, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

По улицам Берендеевой столицы нечисть не таясь ходит, и никто ее не боится. Бабы с ребятишками, скотом и скарбом за домовыми, банниками и овинниками поспешают только в путь. ? те не кобенятся, пакостей добрым людям не чинят, споро ведут человеков к заветным тропкам, открытым лешими. Тяжело приходится хранителям рощ, дубрав и перелесков, но не сдаются они, принимаю многочисленных гостей под ветвяным кровом, прячут их от псов-рыцарей поганой Марьи Моревны.

В детинце новгородском тоже переполох. Царица-матушка с наследниками и приживалками не желает под кустами наравне с черноногими горожанками прятаться, требует отдельный портал в Лукоморье, прямо в царский дворец. И так это она орет и ножкой топает, что домовые глохнут. Спасибо одному анчутке, сообразил, как дуру глупую образумить.

- Мы бы сo всем своим удовольствием, – говорит с поклоном, - но тамошние сторожевые змеи пока что не научились благородную кровь от простой отличать, а поскольку питаются они исключительно человечиной... Извиняйте, короче...

- Складно врет, – восхитилась Лукерья. - Надобно его запомнить.

- Дипломат, ёпта, - поддержал Платоша. - Чешет как по писаному, чисто Мария Захарова. Надо его с Горынычем свести.

Люба от домового только отмахнулась, с блюда глаз не сводит. А фарфора и рада стараться, показывает Кащеевой дочке Бориса- царевича. Рвется парень на передовую, желает геройствовать, с бабами и ребятишками ему тошно, мечтает в богатыри выбиться и самолично Марью Моревну на клочки разорвать. Спасибо давешнему анчутке, отговорил Бориску.

- И, правда,толковый какой, - похвалила Люба. – Только не до него cейчас. Ты мне лучше, зеркальце, Спепана покажи.

Моргнуло блюдо и воеводу во всей красе демонстрирует, а вместе с ним и царя Берендея. Стоят они перед войском. Царь воодушевляющую речь толкает, а воевода рядышком стоит да смотрит грозно. Мол, не робей, народ новгородский, мы крепки, сильны и всем супостатам навтыкаем. ? для того, чтобы половчей осуществилась затея эта, надобно Марью Моревну, прущую во главе оголтелой своры псов-рыцарей, в ловушку завлечь.

- Запрем ворота новгородские на Кремлевской стороне, - дождавшись конца пламенной речи, негромко говорит Степан. – Пустую Торгoвую сторону врагам на разграбление оставим. Заместо людей там нечисть гуляет - союзники наши единственные. Прикинутся они горожанами, завлекут веселием богатым моревичей поганых. Ни одна собака жадная не устоит против такого соблазна. ?лынут они на улицы в поисках злата-серебра да горячих баб на мягких перинах. Тут мы им в спины и ударим, а сверху еще и огнем польем. Змей Горыныч да брат его Аспид с нами. Свой счет у них к Марье Моревне.

- Любо. Любо! - вскинули пики да бердыши ратники, хоть и жаль им родных домов на восточном берегу оставленных, а делать нечего. Главное, что баб с ребятишками и стариков сo cтарухами в них не осталось, вывели их из-под удара. А терема и новые отстроить можно. Потом. После победы.

Стал тут Степан командовать, Люба аж прослезилась. ?рел, а не мужик. И весь ее. Народец его слушает, сам царь-батюшка не кобенится, делает, что воевода говорит.