Начались вопросы и придирки со стороны чиновников и медперсонала. В стороне стоял молодой человек, лет 28-ми и наблюдал за всем: потом подошел ко мне и на ломаном русском языке говорит: не бойтесь, я вам во всем помогу. Я пришел из английского консульства и буду стоять вот так и наблюдать, и когда нужно будет позовите меня. Шероховатости сразу изгладились и я без препятствий пошел к самолету, сердечно поблагодарив моего защитника из чужой страны, в данный момент.
О, как тяжело было чувствовать защиту чужестранца на земле, которую ты считал, когда-то «Отчизной» и за которую щедро жертвовал всем во время войны 1914–1920 годов.
Занимаю указанное место у окна. Сажусь и жду. Ну вот и время к полету подошло.
Заработали винты в 12 час. 30 мин. /1959 г./ чуть заметно дрогнул наш воздушный корабль ТУ-104, и поплыл дорожкой, ускоряя ход. Вот он уже оторвался от земли и устремился в высь. Бросаю последний взгляд на уходящую в глубь страну, а перед глазами свой Родной Казачий Край, с широкими полями, пышными садами и утопающими в них, богатыми когда-то станицами: и реки, укрывшиеся в богатых зарослях с чистой прохладной водой.
«О, Родина святая, какое сердце не дрожит, тебя благославляя»! Прощай мой любимый родной Казачий Край! Ухожу в чужие страны.
О, как бы мне хотелось, чтобы мой дорогой Казачий Край был счастлив, свободен! Не пожалел бы за него отдать все, лишь бы его спасти, но, увы! «Плетью обуха не перебьешь» и «Сила соломинку ломит». Клал я уже не раз на алтарь Родного Края, что имел самое дорогое — жизнь, но этим горю не помог, не помог предотвратить беды, постигшего его рабства, в которое облекли дорогих
братьев и сестер, оставшихся в пасти красного дракона, жаждущего крови, невинного беззащитного народа. О, Россия, не нашел я у тебя ни награды, ни ласки за прошлые дела, — защищая тебя от внешних врагов 1914 года, ни приюта, кроме страданий по сибирским лагерям. Слишком жестоко ты заплатила мне за все жертвы, принесенные мною тогда за «Отчизну», как некогда нас научили тебя величать. Уйду, как уже сказал, к чужим людям, в надежде найти там и приют и ласку а вам, проклятые красные палачи, мучившие меня, моих братьев и невинных сестер, проклятье от Бога и людей!
Дай Бог вам захлебнуться в чужой невинной крови и в чужом большом, бесконечном горе.
Земля скрылась из вида и лишь иногда, еле, заметные слабые очертания ее и морей, появляющихся на короткое время и снова исчезают.
Прощай! Прощай на веки родная страна Кубань и мой народ.
Европа — Брюссель
Не успел я насмотреться на нагромождения белоснежных облаков, сильно напоминающих снегом покрытые горы, обрывы, впадины, поля и чего только не увидишь в этом надземном облачном царстве.
ТУ-104 качал постепенно снижаться, и материк Западной Европы предстал пред нашими глазами. В 2 часа 15 минут, наш воздушный корабль легонько коснулся земли и пробежав дорожкой, остановился перед зданием аэропорта. Я постарался поскорее расстаться с нашим кораблем, даже, не рассмотрев его хорошенько, т. к. мне страшно надоели все прислужники коммунистического царства.
Чувство человека, выброшенного бушующим морем на остров, овладело мной. Сначала я просто не знал, что мне делать дальше. Я чувствовал одно, что я выброшен волнами из опасного всепожирающего моря на остров и волны его для меня ужо больше не страшны.
Они не докатятся до меня и не увлекут обратно в пучину. Девушка /чиновник/, вероятно прочитала это чувство отупения на моем лице, подходит ко мне и любезно предлагает следовать за ней, взяв мой ручной багаж, Оцепенение мое прошло и радость сменила его, Я был поражен любезностью бельгиянки. Боже, такое доброе отношение к людям, такое желание помочь ближнему, просто поразили меня, после всего того, что я видел и пережил в СССР и с чем сжился, поневоле, за 14 лет: грубости, официальному тону, где надо и где не надо невзрачных советских чиновников, стоящих, даже
на незначительных должностях, старающихся всюду показать: что они «соль земли» и, что только от них все зависит. Сам собою напрашивается вопрос: почему там в СССР люди не такие, как здесь?
Но сквозит в выражениях их лиц и словах, такой любви к ближнему и, даже, к чужому человеку.
Вероятно потому, что хорошая жизнь земного «рая», не оставила в их душах и сердцах места для этих чувств, чувств человечности, а породила жажду, зависть и ненависть.
Все формальности с моим билетом ими были сделаны без меня. Отвели к другой площадке, указали самолет и время, когда надо будет садиться, пожелали доброго пути и ушли. Я их благодарил от души, что они, конечно, видели больше по выражению моего лица, нежели слов.
В Брюселе я задержался с полчаса и французским самолетом продолжил путь до Парижа.
Париж