В. Грабин и мастера пушечного дела

Сели молча вместе с Устиновым в его машину и поехали в наркомат. Время далеко за полночь. С трудом спускаюсь в бомбоубежище. В подвале деревянные кушетки, обитые дерматином, стол, стулья. Над ними чуть светит синяя лампочка. Ее безжизненный свет коробит душу. Лично судьба меня не тревожила. Меня угнетала и удручала неизбежная картина пустых железнодорожных платформ на нашем заводе. Я один в белом каменном мешке, тяжело дышать. По всему телу, как в детстве, когда гроза заставала одного в степи, бегут холодные колючки. Голова горит огнем, начало знобить. Сердце, как в годы болезни, дает о себе знать. Снял китель и повесил на спинку стула. Под ноги положил газету и, накрывшись шинелью с головой, лег на кушетку отдохнуть. Закрыл глаза. Так прошел час, а может быть, немного больше. Стараюсь прогнать мысли о случившемся. Думаю о маленьких сыновьях, а слышу голоса ораторов. Накатилась тоска и сдавила грудь. Попить бы воды, да не знаю, есть ли она. Где выход из тупика? Выше головы и ГКО не прыгнешь! Мелькнула мысль: почему на заседании отсутствовал Ворошилов? В декабре он был у нас на заводе. Когда я подробно доложил ему о модернизации пушек и новых технологических делах, когда он увидел в работе наши станки ГСР-1 и переделанные импортные станки, то воскликнул: «Это вы здорово сделали. Молодцы!» Климент Ефремович не стал бы молчать на ГКО.

Под утро, примерно часов в пять, — продолжал говорить Грабин, — прибежал молодой офицер и предложил подняться наверх, к телефону.

Не иду. Душит скверное предчувствие… Пусть, думаю, берут здесь, если хотят арестовать. Офицер второй раз громыхнул железной дверью бомбоубежища. «Вас просят к телефону, — взволнованно проговорил он и добавил, — с вами будет говорить товарищ Сталин!»

Я не поверил своим ушам. И все же оделся и быстро, будь что будет, шагнул к двери. А ноги — черт знает что с ними? Так отяжелели. С большим трудом поднимаюсь на второй этаж. В приемной наркома пусто. Вхожу в кабинет. Устинов в растерянности. Он поднят с постели и полуодет. Беру красивую телефонную трубку. Говорю: «Слушаю»… Ответил Поскребышев. Немного погодя послышался и голос Иосифа Виссарионовича. Он поздоровался и подчеркнуто вежливо сказал: «Вы правы. То, что вы сделали, сразу не понять и по достоинству не оценить… Ведь то, что вы сделали — это революция в технике. ЦК, ГКО и я высоко ценим ваши достижения. Спокойно заканчивайте начатое дело».

Поблагодарил его за доверие. Он не ответил, но трубку не вешает. Слышу тяжелое сипловатое дыхание курильщика. Вдруг стрелой промелькнула забытая мысль: «Вот он, этот случай! Больше пяти месяцев ждал! Другого такого повода может и не быть!» Откашлявшись — в горле запершила сухость — и собрав всю волю, слабым, но решительным голосом сказал: «Товарищ Сталин! Нам бы хотелось показать вам новую пушку»… «Какую пушку?» — с удивлением отозвался он. «Дивизионную 76-миллиметровую. По мощности она равна своей предшественнице, но легче ее на 400 килограмм. Новая пушка экономически более выгодна, чем старая Ф-22 УСВ… Из такого класса пушек она имеет самую низкую линию огня, что очень важно для маскировки орудия в хлебах и луговых зарослях при борьбе с вражескими танками».

Сталин после недолгого раздумья промолвил: «Хорошо! Мы вашу пушку посмотрим в пятницу»… От сердца сразу отлегли все боли и печали. Но Сталин не прощается, о чем-то продолжает думать. Слышу тяжелое дыхание. «А если бы ваша пушка была в Москве, — тихо заговорил он, — мы могли бы ее посмотреть и сегодня… часов в одиннадцать». «Слушаюсь, товарищ Сталин, пушка будет в Кремле точно в одиннадцать». «До свидания, товарищ Грабин».

Обо всем договорившись с наркомом, я ушел в убежище, лег под шинель и мгновенно заснул. Спал не больше трех часов. Встал бодрым. Вышел во двор наркомата. Там меня ждали Румянцев и Калеганов. Я велел им готовить к показу в Кремле ЗИС-3 и для сравнения с ней пушку Ф-22 УСВ.

Мы с наркомом в хорошем настроении поехали в Кремль. За нами следом зачехленные в новый брезент катили два орудия.

На Спасской башне куранты отбили ровно одиннадцать. Из здания Совета народных комиссаров вышли Сталин, Молотов, Ворошилов, Калинин, Маленков, Каганович — одним словом, все правительство. С ними группа военных. Взглядом я встретился с Ворошиловым и тут же понял, кто спас нас и наши модернизированные пушки. Климент Ефремович первый понял и высоко оценил нашу инициативу и практические дела конструкторов и технологов. На ГКО его почему-то не было. После заседания Сталин, возможно, разговаривал с ним. И вот результат!..

Мороз около 20 градусов. Сталин одет налегке — в фуражке и ботинках. Поздоровавшись, он подошел к пушкам. Потрогав рукой Ф-22 УСВ, сказал: «Мировая пушка! Мы с ней немцев разобьем!» И переведя взгляд на ЗИС-3, заметил: «А эта, видимо, лучше»…

Он попросил Воронова поработать механизмами наведения. Николай Николаевич занял место наводчика. Верхушка его папахи замаячила над щитом. «Он не для роста Воронова», — подумал я.