В. Грабин и мастера пушечного дела

Дворовую калитку мне открыла Анна Павловна. На мой вопрос, как со здоровьем Василия Гавриловича, она озабоченно вздохнула… Вижу, Василий Гаврилович идет к нам из глубины сада. Он ходил по его периметру — тренировал ноги. Вошли в дом. В гостиной я увидел Муравьева и Калеганова. Они о чем-то разговаривали и по-детски громко, особенно Муравьев, смеялись. Оказывается, их забавляли копии клеветнических писем, поступивших в Политиздат. В них опорочивалась книга «Оружие победы» и ее автор. Министр оборонной промышленности А. С. Зверев категорически требовал не выпускать в свет воспоминания. В книге-де Грабин все достижения артиллерии приписывает только себе. Что мог знать министр о делах главного конструктора тех лет, когда сам еще только ходил в институт…? Смешно и горько было нам от безапелляционного утверждения главного маршала бронетанковых войск А. Х. Бабаджаняна. Он усомнился в том, что Сталин звонил Грабину на завод 10 августа 1941 года и просил его о помощи. Ж. Я. Котин — главный конструктор танков — тот по забывчивости старался опровергнуть факт изготовления серийных танковых пушек ЗИС-6 на 77-й день после заказа. Жозеф Яковлевич обещал правительству сделать тяжелый танк к первому выстрелу из опытного образца грабинской пушки, но слова не сдержал. Танк КВ-2 Котина конструктивно не был готов. Великая Отечественная война началась без тяжелого танка, вооруженного мощной пушкой.

Больной Грабин один был не в силах отразить организованную атаку недоброжелателей. Петр Федорович Муравьев, Федор Федорович Калеганов и я помогли ему в этом.

Надо сказать, что у Грабина не было стремления сводить с кем-то личные счеты. Война давно расставила все по своим местам. Поэтому он легко соглашался при доработке рукописи на некоторые изменения в оценках событий и людей, признавал свои ошибки в конструкторской работе. Но когда он понял, что он него требуют не частных уточнений и смягчений формулировок, а лжи по принципиальным вопросам, то проявил непоколебимое упорство в отстаивании своих взглядов и не соглашался выдавать вранье за истину.

31 марта. Понедельник

Получил письмо от Василия Гавриловича. «Уважаемый Андрей Петрович! Мои воспоминания в том виде, как они были представлены с «доработками», в Политиздате зарубили. Требуют коренной переработки, т. к. они не отвечают духу времени. Некоторые работники Политиздата говорят, что в таком виде ее можно издавать через 15 лет, и добавляют, что если переработать, то она не будет интересна. Не все в Политиздате требуют переработки, например, главный редактор В. М. Водолагин давно подписал книгу к изданию. До смерти перепугался Тропкин. Не знаю, требование коренной переработки является ли его личным или ему помогают. Думаю, помогают из Большого дома.

Я написал и сдал в ЦК на имя генсека Л. И. Брежнева письмо 7 марта, а сегодня отправлю на имя секретаря ЦК КПСС И. В. Капитонова. Доложат ли им? Но не написать нельзя, хотя бы для очищения совести. Говорят, что материал несвоевременный (видимо, не современный), хотя действия проходили более трех десятков лет тому назад. Правдивость написанного вам известна лучше, чем многим другим. Зачем нужно описывать в розовом свете и всех хвалить? Угодничать не могу. Люди должны знать действительную правду, тем более что воспоминания могут лечь в основу истории. Зачем же правду искажать?

Очень хорошо, что журнал «Октябрь» опубликовал примерно 19 листов из 34. Политиздат меня нашел и он же угробил. Возможно, ошибка в том, что я не обратился к другим издательствам.

Андрей Петрович, не будете ли вы в Горьком? Если будете, то хорошо бы прозондировать в Горьковском издательстве возможность издания книги в журнальном варианте. Правда, договор не расторгнут, но это не мешает прощупать возможность издания. В этих вопросах Вы лучше меня разбираетесь. Хорошо было бы перед посещением Горьковского издательства побывать у Богданова в «Горьковской правде». Я ему написал: «не ошибся ли я, что не обратился в Горьковское издательство?» Он мне пока не ответил. Да, я еще его спросил: «Не поздно ли обратиться с предложением об издании в журнальном варианте?» Посещение было бы полезным, если он примет. Думаю, что не откажет, если вы обратитесь от моего имени. Тем более он меня приглашал.

Андрей Петрович, издергали меня эти блюстители «порядка». Я и не рад, что вообще связался с изданием. Не думал, что у нас такой порядок, а может быть, порядок хорош, но люди перестраховщики. Вот и подумай, как поступить в том случае, когда они требуют коренной переработки? Не затянут ли они петлю на моей шее? У них все под руками, а я даже из дома не выхожу. И сколько они могут требовать переработки? Не останутся ли лишь корочки да никчемный лепет? Кому такая «правда» нужна? Не придется ли кричать караул? Хотя обращение в ЦК уже похоже на это. Может ли Тропкин самолично требовать коренной переделки или ему верхние (аппарат ЦК) помогают? Уж очень нагло он себя ведет. Могут ли перестраховщики и трусы так смело поступать?