В. Грабин и мастера пушечного дела

Нажимаю на кнопку звонка три раза, как указано на дубовой пластинке. Дверь открыл Грабин. Он молча пожал мою руку и по широкому коридору повел в квартиру. Из средней комнаты — кабинета Василия Гавриловича — падал зеленый свет от настольной лампы с тряпичным абажуром. В ней стол, два стула работы семеновских плотников и кушетка, обитая линкрустом. Молча сели у письменного стола. На нем высокая железная банка из-под леденцов с отточенными карандашами разного цвета и сложенный лист ватмана.

Василий Гаврилович, поплотнее прикрыв дверь в соседнюю комнату, спросил меня:

— Андрей Петрович, у вас есть с собой табак?

— Махорка! — ответил я и полез в карман за кисетом. Грабин улыбнулся и щепотью ухватил из него немного полукрупки и книжечку с курительной бумагой. Понюхав табачок «Рыбалка», он задумался.

— Чего ж не закуриваете?

— Спасибо… Вы можете курить, а я дал себе зарок. С гражданской войны курил трубку. С ней одолевал науки в академии. И представьте, без сожаления оставил ее в час отъезда из Москвы.

Помню, приехали мы в Горький ранним утром. На вокзале нас никто не встретил. Даже обещанного транспорта для перевозки вещей не прислали. Я, как старший, расстроился, сунул руку в карман пальто за трубкой. А ее нет. Вспомнил: она уже сутки как на мусорной свалке. Это меня немного успокоило. С тех пор прошло более девяти месяцев. Закурю вот сейчас, опять все начнется сначала. При всех обстоятельствах надо бороться со слабостями, точнее, с самим собой… Это очень важное свойство в жизни человека. Очень!..

Все, что делал и говорил Грабин, мне казалось удивительным и непонятным. Однако спросить, что с ним происходит, я не решался.

— Извините меня великодушно за беспокойство, — спохватился Василий Гаврилович.

— Что вы, что вы!.. пожалуйста…

— Андрей Петрович! На заводе нет человека, которому я мог бы откровенно и прямо сказать о нашей беде!.. Над нашим конструкторским бюро нависла смертельная опасность. Вы скажете: это нелепость… Но это факт!

— Скажите, что же случилось? На прошедшем недавно совещании у директора завода чувствовалось подчеркнуто благоприятное отношение к конструкторам, и в частности к вам. Недалек тот день, когда Ф-20 будет готова. Кстати, почему А-51 стала называться Ф-20?

Этот вопрос вывел Грабина, как мне показалось, из мимолетного очень неприятного душевного состояния.

— Потому, что конструкцию А-51 мы подвергли серьезной переработке, после чего директор приказом присвоил ей наш заводской индекс Ф-20.

— Почему Ф, а не Г? Существует порядок — индекс любой конструкции обозначает фамилию главного конструктора.

— Я предложил коллегам-конструкторам для индекса выбрать букву, которая была бы нейтральной как к моей, так и к другим фамилиям. Наше решение я считаю самым правильным и демократичным. Конструкция любой машины — это труд не одного главного конструктора, а целого коллектива. Ф-20 принадлежит всем и каждому в отдельности.

Василий Гаврилович убедительно рассеял мое недоумение.

— А теперь слушайте… По существу дела, ради которого я побеспокоил вас. Сказать вам коротко или подробно?

— Готов слушать до утра.

— Начну по порядку. В военных кругах глубоко утвердилось мнение: Красной Армии нужны универсальные и полууниверсальные пушки. Их назначение — вести борьбу как с наземными, так и с воздушными целями. Понятно?

— Вполне.

— Сторонники этого направления есть и в верхах. Им противостоят люди другого курса. Идет глухая и глубокая борьба. Мы убеждены — Красной Армии нужны пушки более легкие, стало быть, и более маневренные. Это пушки специального назначения: зенитные и противотанковые, а по организационной принадлежности — дивизионные и полковые. В ближайшее время, о чем красноречиво говорят иностранные журналы, Англия, Америка, а теперь и фашистская Германия начнут разворачивать производство танков и новое для них вооружение. Танки будут не такими, какими англичане пытались нас пугать во время гражданской войны… Танки без пушек — просто хорошие повозки. Они будут вооружать их мощными огневыми средствами, то есть новыми скорострельными пушками. Вот посмотрите…

Василий Гаврилович развернул лежавший на столе ватман. Читаю: проект дивизионной 76-мм пушки Ф-22. Я, конечно, ничего в нем не понял. Распрашивать постеснялся. Линии, линии и цифры.

— Говорят, скоро приедет к нам Тухачевский. Вот вы ему это и покажите. Вас обязательно поддержат… Если пушка Ф-22 будет лучше Ф-20, почему бы военным не уцепиться за нее?

— У вас ангельская душа. Не так все просто, как вы представляете… — тоном учителя возразил Грабин.

Теперь все мне показалось в другом свете — и наш завод, и наша работа вчера и позавчера…