В грозный час

После удачного набега хана Девлет-Гирея на Москву Кафа – до этого сонный приморский город – оживилась и стала шумной. А когда новость об успехе хана достигла Средиземноморья, в прибрежных водах Кафы стали появляться турецкие фелюги[42], арабские доу[43] и генуэзские каракки. Поэтому досточтимый Эмин-паша не спешил возвращаться в Стамбул, наоборот, обосновавшись в Кафе, приближённый султана с интересом ждал, как будут развиваться события, и пока суд да дело, он, одевшись попроще, время от времени наведывался в порт, чтобы присмотреться к идущему там торгу.

Появляться у здешнего наместника Эмина-паша желания не имел. Конечно, там, через тех же татар, быстро дознаются, зачем он прибыл в Кафу, и уж тогда точно за ним повсюду будут таскаться соглядатаи. А может, наместник решит, что Эмину-паше султан поручил что-то выведать про здешние дела, и тогда он обязательно примется всячески улещивать посланца из Стамбула. Возможно, даже осмелится предложить солидный бакшиш. Несомненно, динары или цехины – вещь неплохая, вот только доверие султана много ценнее какой-то там кучки золота.

В этот свой уже далеко не первый приезд Эмин-паша тоже решил как можно дольше оставаться неузнанным и, воспользовавшись малоприметным ходом, через узкие, скрытые за постройками цитадели, воротца прошёл во внутреннюю крепость Френк-хизари[44], откуда шли фирманы[45] по всему пашалыку[46]. Там Эмин-паша отыскал квартал Мусалла[47], и, остановившись возле мечети, стал ждать. Ожидание не затянулось. Через малое время там же появился турок в зелёном узорчатом халате и, подойдя к Эмину-паше, сказал:

– Я пришёл.

– Я рад, Сеид-ага, – ответил Эмин-паша и, посмотрев на давнего знакомца, которому ещё утром отправил со слугой записку с указанием места встречи, спросил: – Что скажешь?

– Что говорить? – покачал головой турок. – Кафа прямо гудит от слухов. Царь московитов громит Ливонию, а тут татары просто разорили Москву.

– Да, голова кругом, – согласился с ним Эмин-паша и добавил: – Наверное, Девлет-Гирей теперь вообразит себя новым Бату-ханом.

– Вряд ли, – скептически поджал губы Сеид-ага.

– Считаешь, что татары расхвастались? – предположил Эмин-паша.

– Безусловно, – твёрдо заявил Сеид-ага. – Как я дознался, московиты гнали хана, словно зайца, до самого пограничья, а всех, кто не успел удрать за реку, порубили.

– Но Москва разорена, и потом такой богатый ясырь… – возразил Эмин-паша.

– Татары не входили в Москву. Они подожгли окраины, и деревянный город сгорел. Каменные храмы московитов, оборонные башни и стены целы, а что до ясыря… – Сеид-ага было примолк, но затем пояснил: – Татары разошлись далеко от главной дороги, а ясырь вообще вывели стороной.

– Вот оно что…

Эмин-паша хитро прищурился: теперь он знал, как говорить с ханом…

Расставшись с Сеидом-агой, довольный Эмин-паша оставил Френк-хизари, не задерживаясь прошёл Бирун[48], через главные ворота вышел из крепости и, миновав пригород Хаки с его лавками, направился в сторону припортового торга. Здесь морские волны, размеренно накатываясь на пологий пляж, шуршали мелкой галькой, чуть дальше в море стояли на якорях ожидавшие разгрузки суда, а выше, совсем близко к воде, раскинулся обширный торг. Тут имелся товар на любой вкус и можно было купить что угодно, но главным, конечно же, являлся ясырь.

Именно сюда одна за другой прибывали партии невольников, захваченных татарами при удачных набегах, и уже из Кафы их увозили по всем уголкам Средиземноморья. Дальше каждого из этих пленников ждала своя судьба, но спрос был на всех. Молодые и крепкие мужчины могли угодить на турецкие галеры-каторги, совсем маленькие мальчики часто попадали в янычары, а пожилых брали или как слуг, или вообще кем придётся. Что же касалось молодых женщин… Тут случалось, что порой исключительно красивых покупали на вес, щедро уравновешивая безмен золотыми монетами.

Как сразу заметил Эмин-паша, именно сегодня торг был особенно бурный. Не иначе днями пригнали новых пленников, и хозяева партий, вокруг которых так и вились купцы-перекупщики, времени даром не теряли. Однако и сами покупатели, во множестве прибывшие на судах, не желали платить лишку и, сбыв поскорее доставленный товар, тут же начинали договариваться с татарскими мурзами. Оказавшись во всей этой сутолоке, Эмин-паша, присматривался ко всему, зная, что именно здесь можно точнее всего оценить результат похода. Впрочем, торг в одном месте привлёк внимание Эмина-паши.

Стремясь показать товар лицом, купец донага раздел пленниц, и теперь молоденькие девушки стыдливо жались друг к другу, причём одни старались хоть как-то прикрыться, а другие просто стояли, низко-низко опустив головы. Мимо такого заманчивого зрелища мало кто мог пройти равнодушно. Старики и безусые юнцы всё время крутились рядом, а какой-то генуэзский капитан, видимо, уже сделав выбор, громко торговался с владельцем живого товара. Эмин-паша тоже на какое-то время задержался, но, лишь восхищённо цокнув языком, медленно пошёл дальше.