Помню, с какой душевной болью встретили мы весть о гибели нашего любимого командира майора Михаила Тимофеевича Малыгина. Он тогда остался у деревни Сивково со взводом прикрытия, чтобы дать возможность другим курсантам выйти из-под удара врага. Конечно, он мог бы и не оставаться, а поручить кому-нибудь другому командовать отрядом прикрытия. Но остался. Видимо, поступить так ему подсказали совесть и долг коммуниста.
Много лет прошло с той поры. Многое уже выпало из памяти. Но события тех грозных дней под Москвой помнятся отчетливо. Я даже ясно вижу лица тех людей, с которыми в одной траншее отражал атаки разъяренного врага. Разве можно забыть, например, парторга нашего батальона Шнегина, который обычно находился в самом пекле боя? Или комиссара объединенного отряда Ефимова, который вместе с комиссаром семнадцатого полка имели Фрунзе полковым комиссаром Михайловым личным мужеством, страстным словом политработника воодушевлял на дерзкий прорыв вражеского кольца окружения? Нет, их нельзя забыть! Это были настоящие бойцы нашей партии.
Закончив рассказ, Виктор Андреевич Филатов на некоторое время замолчал, видимо все еще переживая минувшие события. Затем, улыбнувшись, продолжил:
— Ну а позднее мне пришлось уже в качестве комиссара батальона участвовать в боях под Москвой в составе триста двенадцатой стрелковой дивизии, сформированной на Алтае. Но те дни были уже радостными, потому что мы погнали фашистов от нашей столицы.
Виктор Андреевич прав. Когда началось наше контрнаступление под Москвой, нам было уже и веселее, и легче. Как же! Ведь мы гнали врага, освобождали советские города и села!
А вот до этого, в сентябре — октябре сорок первого…
Тогда мы отступали. С тяжелыми боями, изматывая фашистов на каждом рубеже. В те дни делалось все возможное, чтобы остановить врага. Например, на самых танкоопасных направлениях вкапывались вдоль дорог наряду с вполне исправными танками и такие, которые были способны вести огонь, но не могли двигаться.
Вот что по этому поводу писал впоследствии генерал армии Д. Д. Лелюшенко: «Размышляя над сложившейся обстановкой, вспомнил, что невдалеке отсюда до войны имелся танковый полигон, где я не раз был на учебных стрельбах, и что там, возможно, остались какие-нибудь танки. Для выяснения этого был послан офицер штаба армии майор Ефимов. Часа через два он возвратился с приятной вестью: на полигоне имеются 16 танков Т-28, вооруженных 76-мм пушками. Они хотя и без моторов, но с исправным вооружением. Немедленно был отдан приказ: тракторами буксировать танки с полигона, установить их в специальных окопах и использовать как неподвижные огневые точки на наиболее танкоопасных направлениях — на Бородинском поле и в районе Можайска, каждый танк обеспечить тремя боекомплектами снарядов…»
Сразу скажу, что эти танки доставили в те дни фашистам немало хлопот. Наши бойцы в шутку называли их «танковые корпуса», подразумевая под словом «корпус», естественно, не войсковое соединение, а броневую коробку с вооружением, но без мотора.
Кстати, это приводило подчас к забавным случаям. Расскажу об одном из них.
Во время работы над этой книгой я получил из Ленинграда бандероль с двумя магнитофонными пленками. Генерал-лейтенант в отставке В. Ф. Котов, бывший командир 18-й танковой бригады, сменивший на этой должности полковника А. С. Дружинина в марте 1942 года, записал на пленку любопытный случай, связанный как раз с использованием упомянутых «танковых корпусов».
«В октябре сорок первого года, — вспоминал В. Ф. Котов, — под Москвой сложилась крайне тяжелая обстановка. Враг сильными танковыми ударами таранил нашу оборону и, несмотря на отчаянное сопротивление советских войск, продвинулся вперед. Надо было во что бы то ни стало остановить его.
Советские воины дрались самоотверженно, не щадя жизни. Но им многого не хватало, в том числе и танков. И вот тогда я по приказу командующего армией занялся доставкой при помощи тягачей танков, которые были без моторов, но с вполне исправным вооружением. Мы подтаскивали их к передовой, где и вкапывали в землю вдоль дорог.
На каждый такой танк был сформирован экипаж из артиллеристов. И следует сказать, что во время осеннего наступления гитлеровцев эти экипажи уничтожили немало вражеской техники и живой силы.
Но вот в декабре началось контрнаступление советских войск. Мы продвинулись вперед. И как-то так получилось, что про вкопанные танки без моторов, оставшиеся теперь у нас в тылу, командование забыло.
Но вот прибегает ко мне однажды посыльный и докладывает, что меня ждет командир танкового корпуса.
— Давно? — спрашиваю посыльного.
— Наверное, с полчаса, — отвечает тот.
Бегу и чувствую неловкость оттого, что меня столько времени ждет старший начальник. Прибегаю в штаб, ищу глазами генерала, командира танкового корпуса. Но нигде его не вижу. А ко мне уже печатает шаг молоденький, совсем еще мальчишка, сержант и спрашивает, что делать с безмоторным, танком, вкопанным в землю и оставшимся теперь в тылу наших войск.
— А вы кто такой? — спрашиваю сержанта.
Тот улыбается и отвечает: