Подаю команду на взлет Охтину. Мотор взревел, и штурмовик покатился по полосе. С каждой секундой
скорость разбега нарастает. Уже и хвост поднят. Воронки ближе, ближе. «Проскочил!» — вздохнул я.
Штурмовики один за другим бегут по бетонке, искусно преодолевают опасный участок и взлетают. Иду
на взлет и я. Курс — на наш аэродром.
А погода нисколько не улучшается. Густая мгла застилает землю. Тяжелые облака низко плывут над ней.
[99]
Двадцатая минута полета. Аэродром должен быть под нами. Но как это уточнить? Обойти облачность
нельзя, слишком мало горючего в запасе.
И вдруг, словно по заказу, облачность расступилась, и в «окно» я увидел землю. Под крыльями был
родной аэродром! Узнаю полосу, стоянки, штабную землянку, капониры.
— «Коршуны», за мной! С ходу — на посадку! Будьте внимательны!
...Итак, мы — дома! Не успел проинформировать механика о работе материальной части в воздухе —
подъехала автомашина. Из нее выпрыгнули Ляховский, Кривошлык и капитан Клубов.
— С боевой задачей вы справились отлично! — сказал командир. — Мы уже было забеспокоились. Ну, вы просто суворовец! (Это было его любимое выражение). В такую погоду отыскать цель... Поздравляю с
первым успешным руководством группой!
* * *
— Как долго ты летал! — тихо произнесла Катюша, когда я зашел на КП. — Глаза устали смотреть в
небо... Как долго ты не возвращался!..
Взял ее теплую руку, прижал к своей груди. Как хорошо, когда на свете есть человек, который так ждет
тебя. Все пережитое за день сразу ушло на второй план. Исчезла усталость. Я видел только ясные
девичьи глаза и ощущал у своего сердца трепетное тепло маленькой руки.
А вечером мы снова долго ходили, мечтали, не замечая, как мчится время. Уже давно пора было
отдыхать, но как не хотелось расставаться с Катюшей!..
И вдруг, словно бы из-под земли, рядом выросла фигура:
— Ты еще не спишь, дочка?
Я узнал голос капитана Клубова.
Катя торопливо отвечала:
— Иду, отец, иду! — и, сжав мои пальцы, умчалась.
— Я думал, Недбайло, что после такого трудного дня вы уже седьмой сон видите...
Мы шли рядом. Я молчал.
У дверей общежития остановились, чтобы пожелать друг другу спокойной ночи. [100]
— Вот что, Недбайло! Вы мою «дочь» не обижайте. В противном случае вам придется иметь дело со
мной! — с напускной строгостью произнес Клубов.
— Как же можно ее обидеть! — ответил я. — Мы с Катей просто хорошие друзья. Того, кто ее обидит, я
сам...
— Ладно, ладно! — прервал он меня. — Я не против вашей дружбы. Только я — за настоящую дружбу.
Понимаете? А теперь — отдыхать. Спокойной вам ночи! — и инженер протянул мне руку.
...Мои товарищи уже спали, и я осторожно, на цыпочках пробрался к своей кровати. Тихо разделся, лег. И
только теперь почувствовал, что устал! Сомкнул веки, но сон не шел. Память как бы воспроизводила
картины пережитого. Мысли вели какой-то странный хоровод. Я знал: это от усталости, от смешения
чувств, испытанных сегодня.
Потом поплыл туман. Такой же густой, как тот, что скрывал от нас землю, когда мы шли на цель, возвращаясь домой. Стал восстанавливать в памяти разговор с Клубовым, думать о нем.
...Капитан Клубов прибыл в полк примерно в то же время, что и я. С первой же встречи проникся к нему
симпатией. Бывает же так: понравится тебе человек как-то сразу. И я не ошибся. Это был отличный
знаток боевой техники, прекрасный специалист, умелый организатор. Подтянутый,
дисциплинированный, он требовал уставного порядка и от подчиненных. Расхлябанность, — говорил
капитан Клубов, — враг дисциплины. А без дисциплины нет армии.
Вскоре я убедился, что не один питаю симпатии к инженеру: за честность, справедливость и
отзывчивость, за отличное знание боевой техники и мастерство Клубова стал уважать весь личный
состав полка. Это был заслуженный авторитет, завоеванный не фразой, не панибратством, а делом.
В начале февраля войска 4-го Украинского фронта перешли в решительное наступление. У нас, штурмовиков, работы прибавилось: наш «участок» находился в излучине Днепра. Мы «обрабатывали»
позиции противника, контролировали его коммуникации. [101]
В один из таких дней я получил необычное задание.
...Хоть и морозное утро, но после полуторакилометрового перехода в меховом комбинезоне и в унтах
жарко. У штабной землянки решил я передохнуть. Достал папиросу, затянулся раз, другой. Вдруг слышу
голос «моего» диспетчера:
— Здравствуй, Толя! Командир тебя вызывает. Срочно!..
У командира уже сидели замполит, начальник штаба и командир нашей эскадрильи.
— Садитесь, товарищ Недбайло! — жестом пригласил меня майор Ляховский. Вид у него
взволнованный, озабоченный. — Дело вот какое, — сказал он, расправляя на столе оперативную карту.
Карандаш, который Ляховский использовал вместо указки, нацелился на район наших действий близ
Никополя. — Надо без прикрытия сходить парой на Зеленую-Вторую и Васильевку, чтобы установить
истинное положение сторон. Поручаю это задание вам. Обратите внимание на местонахождение
вражеских танков. Учтите, что наши части на рассвете перешли в наступление. И обо всем, что увидите