В И Ленин

- Ну, это - юмористика, - сказал он. - А что мир только начинается, становится - хорошо! Над этим вы подумайте серьёзно, отсюда вы придёте, куда вам давно следует придти.

Затем я сказал ему, что А.А.Богданов, А.В.Луначарский, В.А.Базаров - в моих глазах крупные люди, отлично, всесторонне образованные, в партии я не встречал равных им.

- Допустим. Ну, и что же отсюда следует?

- В конце концов я считаю их людьми одной цели, а единство цели, понятое и осознанное глубоко, должно бы стереть, уничтожить философические противоречия...

- Значит - всё-таки надежда на примирение жива? Это - зря. - сказал он. - Гоните её прочь и как можно дальше, дружески советую вам! Плеханов тоже, по-вашему, человек одной цели, а вот я - между нами - думаю, что он совсем другой цели, хотя и материалист, а не метафизик.

На этом беседа наша и кончилась. Я думаю, что нет надобности напоминать, что я воспроизвёл её не в точных словах, не буквально. В точности смысла - не сомневаюсь.

И вот я увидел пред собой Владимира Ильича Ленина ещё более твёрдым, непреклонным, чем он был на Лондонском съезде. Но там он волновался, и были моменты, когда ясно чувствовалось, что раскол в партии заставляет переживать его очень тяжёлые минуты.

Здесь он был настроен спокойно, холодновато и насмешливо, сурово отталкивался от бесед на философские темы и вообще вёл себя настороженно. А.А.Богданов, человек удивительно симпатичный, мягкий и влюбленный в Ленина, но немножко самолюбивый, принуждён был выслушивать весьма острые и тяжёлые слова:

- Шопенгауэр говорит: "Кто ясно мыслит - ясно излагает", я думаю, что лучше этого он ничего не сказал. Вы, т[оварищ] Богданов, излагаете неясно. Вы мне объясните в двух-трёх фразах, что даёт рабочему классу ваша "подстановка" и почему махизм - революционнее марксизма?

Богданов пробовал объяснить, но он говорил действительно неясно и многословно.

- Бросьте, - советовал Владимир Ильич. - Кто-то, кажется Жорес, сказал: "Лучше говорить правду, чем быть министром", я бы прибавил: и махистом.

Затем он азартно играл с Богдановым в шахматы и, проигрывая, сердился, даже унывал, как-то по-детски. Замечательно: даже и это детское уныние, так же как его удивительный смех, - не нарушали целостной слитности его характера.

Был на Капри другой Ленин - прекрасный товарищ, весёлый человек, с живым и неутомимым интересом ко всему в мире, с поразительно мягким отношением к людям.

Как-то поздним вечером, когда все ушли гулять, он говорил мне и М.Ф.Андреевой, - невесело говорил, с глубоким сожалением:

- Умные, талантливые люди, не мало сделали для партии, могли бы сделать в десять раз больше, а - не пойдут они с нами! Не могут. И десятки, сотни таких людей ломает, уродует этот преступный строй.

В другой раз он сказал:

- Луначарский вернётся в партию, он - менее индивидуалист, чем те двое. Наредкость богато одарённая натура. Я к нему "питаю слабость" - чорт возьми, какие глупые слова: питать слабость! Я его, знаете, люблю, отличный товарищ! Есть в нём какой-то французский блеск. Легкомыслие у него тоже французское, легкомыслие - от эстетизма у него.

Он подробно расспрашивал о жизни каприйских рыбаков, о их заработке, о влиянии попов, о школе - широта его интересов не могла не изумлять меня. Когда ему указали, что вот этот попик - сын бедного крестьянина, он сейчас же потребовал, чтоб ему собрали справки: насколько часто крестьяне отдают своих детей в семинариумы, и возвращаются ли дети крестьян служить попами в свои деревни?

- Вы - понимаете? Если это не случайное явление - значит, это политика Ватикана. Хитрая политика!

Не могу представить себе другого человека, который, стоя так высоко над людьми, умел бы сохранить себя от соблазна честолюбия и не утратил бы живого интереса к "простым людям".

Был в нём некий магнетизм, который притягивал к нему сердца и симпатии людей труда. Он не говорил по-итальянски, но рыбаки Капри, видевшие и Шаляпина и не мало других крупных русских людей, каким-то чутьём сразу выделили Ленина на особое место. Обаятелен был его смех, - "задушевный" смех человека, который, прекрасно умея видеть неуклюжесть людской глупости и акробатические хитрости разума, умел наслаждаться детской наивностью "простых сердцем".

Старый рыбак, Джиованни Спадаро, сказал о нём:

- Так смеяться может только честный человек.

Качаясь в лодке, на голубой и прозрачной, как небо, волне, Ленин учился удить рыбу "с пальца" - лесой без удилища. Рыбаки объясняли ему, что подсекать надо, когда палец почувствует дрожь лесы:

- Кози: дринь-дринь. Капиш?*

-----------* Вот так: дринь-дринь. Понимаешь? (Прим. автора.)

Он тотчас подсёк рыбу, повёл её и закричал с восторгом ребёнка, с азартом охотника:

- Ага! Дринь-дринь!

Рыбаки оглушительно и тоже, как дети, радостно захохотали и прозвали рыбака:

"Синьор Дринь-дринь".

Он уехал, а они всё спрашивали:

- Как живёт синьор Дринь-дринь? Царь не схватит его, нет?

Не помню, до Владимира Ильича или после его на Капри был Г.В.Плеханов.