В.И. Ленин. Полная биография

…Второе условие – если финансовый кризис не будет слишком силен… Если он будет слишком силен и тяжел, нам придется многое опять перестраивать и все силы бросить на одно.

…И третье условие – чтобы не делать за это время политических ошибок. Конечно, если будем делать политические ошибки, тогда все хозяйственное строительство будет подрезано…»¹⁹⁵⁶

Ну, хорошо. Не будем делать ошибок… Укрепим рубль… Научимся торговать… А дальше-то что? Ведь не зря в плане доклада Ленин пометил для себя: «сохранить перспективу»¹⁹⁵⁷.

Владимир Ильич рассказывает делегатам о книжке «“Новый курс” в Советской России» Отто Бауэра, «у которого мы все когда-то учились… Он теперь пишет: “Вот они отступают к капитализму; мы всегда говорили: революция – буржуазная”». То же самое скажет вам любой меньшевик: «Вы теперь отступаете, а я всегда был за отступление… Давайте отступать вместе». И они тоже будут твердить: «У них там буржуазная революция»¹⁹⁵⁸.

Но не надо поддаваться панике: за что же, мол, боролись… Да, наша задача – «буржуазную революцию довести до конца». И сами белогвардейцы признают, что те авгиевы конюшни, в которых царизм 400 лет копил средневековый навоз, – «мы вычистили этот навоз за четыре года, – это величайшая заслуга». Человечество не забудет и того, говорит Ленин, что именно русская революция показала, как из реакционной войны, унесшей миллионы жизней, выйти революционным путем.

И наконец, «никакая сила в мире не может взять назад того, что Советское государство было создано. Это – всемирно-историческая победа… Впервые была найдена форма государства не буржуазного. Может быть, наш аппарат и плох, но говорят, что первая паровая машина, которая была изобретена, была тоже плоха, и даже неизвестно, работала ли она… Зато теперь мы имеем паровоз. Пусть наш государственный аппарат из рук вон плох, но все-таки он создан, величайшее историческое изобретение сделано, и государство пролетарского типа создано…»¹⁹⁵⁹

Ну, хорошо, государство «не буржуазное», «пролетарского типа», – а где же социализм? Еще в 1917 году Ленин писал о своих оппонентах: они «свели марксизм к такому убого-либеральному извращению, что кроме противоположения буржуазной и пролетарской революции для них ничего не существует, да и это противоположение понимается ими донельзя мертвенно». Делегатам XI съезда Владимир Ильич разъясняет: для нас завершить буржуазную революцию – «это значит только открыть дверь. Перед нами станет теперь задача постройки фундамента социалистической экономики. Сделано это? Нет, не сделано»¹⁹⁶⁰.

Если удастся сомкнуться с крестьянской массой, тогда «наше дело будет абсолютно непобедимо…». Возможно, мы будем двигаться вперед «в сто раз медленнее… Неизмеримо, бесконечно медленнее, чем мы мечтали, но зато так, что действительно будет двигаться вся масса с нами. Тогда и ускорение этого движения в свое время наступит такое, о котором мы сейчас и мечтать не можем». И это, считает Ленин, – «основной политический урок новой экономической политики»¹⁹⁶¹.

Вот на такой оптимистической ноте ему бы и закончить доклад. Но Владимир Ильич забивает в финале все тот же «гвоздь». Сущность политического момента – в подборе людей и проверке исполнения принимаемых решений. «Надо сознать и не бояться сознать, что ответственные коммунисты в 99 случаях из 100 не на то поставлены, к чему они сейчас пригодны, не умеют вести свое дело и должны сейчас учиться… У нас хватит времени на то, чтобы успеть выучиться, это надо сделать во что бы то ни стало»¹⁹⁶².

«…Не прозевать второго Кронштадта»

…Конец зимы и начало весны 1922 года стали особо тяжкими. Несмотря на помощь государства и благотворительных организаций, голодная смерть уносила десятки и сотни тысяч жизней.

Писатель Михаил Андреевич Осоргин, высланный по делу «Помгола» в Казань, рассказывал: «…Бродили по улицам города пришельцы из деревень. Страшные пришельцы из мертвых деревень. И всех страшнее были дети. Их привозили на телегах, а на пункте сортировали на твердых и мягоньких. Из твердых трупиков складывали нечто вроде поленницы, а еще мягких старались оживить до конца…

Американцы имели в Казани несколько столовых детских. Многим они помогали пережить тяжелейшие дни, но никак не мирится русское чувство с американской системой. Они правы, конечно: всем помочь невозможно, нужен выбор. И они помогают – жизнеспособным…

Правильно это и логично, но непонятно нам, чуждо – не умеем мы кормить здорового ребенка за счет синего, умирающего мальчика! Непрактичны мы в вопросах милосердия и… мне вот как-то особенно дорога и мила в русском человеке эта непрактичность. Логики в ней нет, а есть какая-то высшая правда»¹⁹⁶³.