Немногим более двух дюжин бойцов, всё ещё находящихся под его командованием – только восемь из них были из его собственной роты – сумели исполнить его последний приказ об отступлении. Капитану удалось выбрать на карте, выведенной на его дисплее, место для следующей остановки в их, без сомнения, безнадёжном пути. Бойцы собранного на скорую руку отряда под началом сержанта из роты «Эхо» по команде оставили свои огневые позиции и пробежали один за другим мимо укрытия Чайавы и сержант – чьё имя он никак не мог вспомнить – залёг позади керамобетоной кадки с декоративным вечнозелёным кустом. Остальные члены «его» команды нашли собственные «стрелковые ячейки» с приличным прикрытием по крайней мере спереди.
– На позиции! – доложил в наушнике Чайава голос сержанта с забытым именем.
– Подтверждаю, – Чайава оглянулся на свой авангард. – Чэмба! Твоя очередь!
– Пошёл! – отозвался сержант Чэмба Мингма Лхакпа и поднялся, опираясь на колено и взмахом руки подавая своим людям команду на смену позиции.
Те повиновались визуальному сигналу на перемещение, как не мог не отметить Чайава, с настороженным вниманием, которое они никогда не демонстрировали ни в одном из учебных заданий. Он не мог не испытать определенной горечи от этого наблюдения, но тут же отбросил последнюю мысль. Это были оставшиеся в живых. Те, кто проявил стойкость, чтобы следовать за ним когда все остальные сбежали... и кто достаточно быстро смог обучиться жестокой и грязной науке гражданской войны, чтобы оставаться в живых. Пока. Если бы у Чайавы под командой в «Щите Аннапурны» был целый взвод таких бойцов, то ничего из окружающего их сейчас хаоса никогда не случилось бы.
Лхакпа развернулся и бросился назад, но Чайава успел перехватить его и махнул рукой в сторону позиции, с которой другой взвод уже открыл прикрывающий огонь.
– Пошёл! – проорал капитан и ещё раз, – пошёл! – и сержант повиновался.
Чайава предпочёл вернуться сам. Ледяной ком страха заворочался в его животе, поскольку казалось, что винтовочный огонь со стороны преследователей удвоился. В какой-то миг в какофонию перестрелки вплелись оглушающим треском разрываемой ткани очереди многоствольного лаунчера, и он почувствовал себя подобно человеку, оказавшемуся под хлёсткими порывами ураганного ветра. С поправкой, конечно, что никакой ветер, перед которым он когда-либо оказывался, не состоял из поражающих элементов способных насквозь пробить одетый сейчас на нём пассивный бронежилет.
Он опустился на одно колено возле упавшего рядового.
И уже на бегу он почувствовал новый приступ вины, потому что какая-то часть его не смогла сдержать облегчения, обнаружив что ранение Солу оказалось смертельным и теперь не придётся тащить тяжелораненого товарища через этот кошмар.
Что-то громче обычного взорвалось перед ним. Пришедшаяся в плечо ударная взрывная волна заставила его споткнуться на бегу и бросила со всей силы на керамбетон. Прокатила его, мучительно стонущего, по узкому тротуару и с силой впечатала в городскую скамью. Та остановила его... и сломала бы ребра будь он без бронежилета.
Последовал новый разрыв. И ещё один.
Мгновение спустя, он был вынужден пересмотреть свою первоначальную оценку. Если это был бывший миномёт ополчения, то расчёт его состоял совсем не из дилетантов. Если первые мины приземлялись редко, далеко вне позиций его людей, то очередь же последующих выстрелов профессионально точно накрыла участок проспекта, где залёг его отряд. Кто-то знающий своё дело был на другом конце траектории этих мин и следовательно либо это было то оружие, которое не имел ФОЯ, как Чарва не уставал уверять всех своих подчинённых, либо – там был кто-то, некогда состоявший в ополчении... и командующий расчётом миномёта, который также совсем недавно принадлежал ополчению.