В Ингушском конном полку

Помнится мне наша стоянка в галицийском селе Мельница, где нас смотрел великий князь Георгий Михайлович, привезший Георгиевские кресты для дивизии от имени государя. Квартирьеры отвели нам, офицерам четвёртой сотни, ночёвку в доме у местного ксендза. Утром, рано на заре, мы все проснулись от неистового рёва, буквально раздиравшего уши. Оказалось, что это выступал из местечка ослиный санитарный транспорт Татарского полка. По обычаю своей породы ослы на утренней заре считают своим долгом, как петухи, прочищать горло, что по условиям военного времени не везде и не всегда удобно. Поэтому, располагая свой санитарный обоз где-либо поблизости фронта, татары, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания противника, обычно привязывали кирпичи к хвостам ослов. Желая заорать, эти последние имеют почему-то привычку поднимать вверх хвост, привязанные же кирпичи, не давая хвосту подняться, отбивали у ослов охоту к пению. Вчера вечером транспорт прибыл с фронта, кирпичи были отвязаны, почему горластые скотины утром наверстали всё потерянное время.

Часам к 9 утра полк был выстроен на площади местечка для встречи великого князя. Долгое ожидание катастрофически отразилось на стройности ингушского фронта. Не привыкшим к пешему строю горцам скоро надоело стоять, и большинство из них… сели на землю, поджав ноги. Перед лицом публики, глазевшей на парад, стоял в зелёной чалме и красном жалованном халате полковой мулла, резко выделявшийся из группы начальства, одетого в тёмные черкески. Его необычайная колоритная фигура возбуждала любопытство местного населения, собравшегося поглазеть на торжество. Любопытство это скоро перешло в ужас, когда на вопрос синеглазой паненки кто-то из офицеров в шутку ей ответил, что человек в красном – полковой палач. Панна, взвизгнув от ужаса и помянув "Матку Боску Ченстоховску", сейчас же передала эту новость другим. Почтенный имам потом был очень удивлён тем почтением и страхом, которое ему оказывали в местечке, в своей простоте душевной не подозревая истины.

После добрых двух часов ожидания в местечко, наконец, въехал большой чёрный автомобиль, в котором сидели наш начальник дивизии князь Багратион и с ним рядом великий князь, большого роста человек, с большими усами и золотыми свитскими аксельбантами, одетый в черкеску. В ответ на его приветствие полк ответил нестройным гамом, после чего начальство прошлось по фронту, с большим интересом разглядывая всадников, которых великий князь видел впервые. С привезёнными крестами произошло недоразумение: большинство их у него было 4-й и 3-й степени, тогда как у нас почти все всадники их уже имели и ждали золотых.

Сутки, которые мы провели на отдыхе на Мельнице, прошли очень весело. Паненки – племянницы ксендза, разглядывая нас, глазам своим не верили, что офицеры-христиане могли командовать таким "бардзо фантастичным и экзотическим вуйскем". Из всех окон за горцами следили, скрываясь за занавесками, с жутью и горячим любопытством женские глаза. Воображаю, в каком виде докатились в это глухое галицийское местечко вести о "диких региментах", с такими невероятными прикрасами ходившие по Австрии и Германии.

За обедом и ужином нам приходилось в разговорах с хозяевами по мере сил защищаться от обвинений в кровожадности, объясняя им, что представляет собой в действительности Туземная дивизия. Оказалось, что наши гостеприимные амфитрионы имели, несмотря на наружно культурный вид, самые дикие понятия о России, уж не говоря о Кавказе и Сибири. Защиту кавказских интересов взял на себя, как абхазец, Шенгелай, я же взялся за исправление в местечке репутации Сибири. Не помню, что именно рассказывал о Кавказе мой приятель, я же не поскупился в описании высокой сибирской цивилизации и договорился до того, что в сибирской тайге просвещение распространено так, что медведей привязывают в трактирах, а соболя желают доброго вечера охотникам.

Во время ужина быстроглазая и стройная служанка пристально нас всех разглядывала широкими, полными любопытства глазами, причём особенное впечатление произвёл на неё огнеглазый и черноусый осетин Агоев. Он со своей стороны всё время косился на горняшку, многозначительно покручивая длинный ус. Выступление из Мельницы произошло внезапно, по тревоге, на заре, и из всей семьи хозяев нас провожала лишь одна Зося, обнимавшая Агоева, со следами счастливой любви на лице.

Вечером, после перехода, мы остановились в каком-то фольварке, где наша сотня получила различные наряды. Мне со взводом досталось идти в прикрытие к тяжёлой батарее. Выступив из деревни, мы больше часа шли в полной темноте куда-то в тыл. Дорогу нам показывал проводник-артиллерист. Под конец, когда с фронта перестал доноситься ружейный огонь и только глухо погромыхивала артиллерия, я усумнился в проводнике.

– Да ты дорогу-то хорошо знаешь?

– Помилуйте, ваше благородие, чай мы на этой позиции уже два месяца проживаем.

– Ну, брат, удобная у вас позиция, ведь мы уже вёрст десять от фронта отъехали.

– Так точно.