«В институте, под сводами лестниц…» Судьбы и творчество выпускников МПГУ – шестидесятников

«Вечер бродит» (1959 г.) тоже появилась в поездке, на Пестовском водохранилище. Мне было грустно, хотя там было много хороших ребят-туристов. Придумалась эта песенка. «Ветер песню поёт» (1963 г.) я написала на даче у Самойловича, приятеля Визбора. Загорала на маленькой поляночке, очень красивой, и потихоньку сочиняла. Кто-то, кажется Кукин, потом написал пародию:

«А рубашка твоя в синих трусиках мелькает».

А до этого была песня «Слушай!» (1956 г.). Мы, пять девчонок, ходили в поход по маршруту Бологое – Ленинград, ночевали в палатке на снегу… Я об этом написала в книжке «Если б ты знал…». [14]

Большинство песен и стихов А. Якушевой написано до начала 70-х гг. В основном, в 54–65 гг., – самое, наверное, бурное десятилетие в её жизни. И – всё. После этого она практически перестала сочинять. Очень точно сказал о песнях А. Якушевой Дмитрий Сухарев: «Рождённые на гибельном краю большого чувства, они пропелись разом, на одном коротком выдохе, и – лопнула струна, больше Ада уже не пела…».

А. Якушева не боялась разговорной интонации, но и не злоупотребляла ею. Поэтому обороты, которые в стихах другого автора будут «царапать» слух, в песнях А. Якушевой звучат органично. Это её фирменный стиль и свидетельство профессионализма.

«Ты ведь, вроде, любишь вечера».
«Какие, эти самые другие города?»
«Друзья, те больше сведущи и знающи, видать… Насильно не поедешь ведь в другие города».

Инверсии в стихах А. Якушевой радуют своей весёлой дерзостью:

«Прошёл меня любимый мимо»
«Но очень важно другу вслед мне каждый знать момент»
«Давай в луну пальнем, чтоб не светила там, не надо где!»

Рифмы у Якушевой всегда свежи и неожиданны:

«размеренно – не верю я»,

«влажные – однажды мне»

Встречаются внутренние рифмы:

«Понимаешь, ночь немая»,

«не могу я разобраться в Братске»,

«я каменею, почти поверив».

Вот необычная рифмовка:

«Суждено, наверно, только помнить незнакомых тех моих знакомых, не сумею обойти пешком их и бегом не обегу».

А вот прелестный ассонанс:

«Этот город – как теперь живёт он, в белый снег до самых крыш замотан? Так привыкла я к его заботам…».

А вот рифма-эхо:

«Прозрачная роща смолкла, прозрачная роща застыла. Едва зеленеют ёлки, березы позолотило. Дождик косит – осень».

И слова новые изобретаются, очень точные и пронзительные:

«Будь ежеминутно, ежечасно, ежедневно, ежевечно – будь!»

И опять – поэтическая вольность: ветер – «северен».

А вот совершеннейшая поэтическая «крамола».

Чтобы уложиться в ритм, А. Якушева просто сократила слово: «Там сорентируюсь я на зарю. Сотни вершин просто так покорю…».

Вот такое поэтическое озорство, лукавое подтрунивание над слишком серьёзным слушателем-читателем.

В стихах А. Якушевой запечатлелась вечная тоска по близким людям, избравшим себе бродяжьи профессии корреспондентов, геологов, археологов:

«Привыкла я за столько лет к тому, что каждый день шагает где-то по земле один корреспондент… Вернется только лишь едва – и вновь дорогам в плен… Он всё же, видно, больше ваш, чем мой корреспондент».

«Становятся помехою другие города, опять друзья разъехались неведомо куда».

«Друг далёк. Даже сто дорог до него идти – невозможно мало».

Как молитва, как заклинание звучат слова, полные тревоги и любви: